Страшно представить, что с той поры прошло уже 30 лет. Июнь 1991 года. Начинается война в Югославии, президентом Грузии избран Звиад Гамсахурдия, Молдавская ССР стала Республикой Молдовой, в РСФСР истерично избирают президентом Ельцина. 

Все эти новости режут слух своей необычностью. Мир рушится на глазах, но мы еще ничего не знаем. Нам невдомек, что до конца Союза остаются буквально считанные месяцы. Совсем недавно, в конце мая был принят закон, разрешающий свободный выезд граждан СССР за границу. Скоро «элита» рванет. И нас тоже ждет теплое море. 

Но еще советское — мы едем поездом через закипающий Грозный в Махачкалу на практику. 

Три студента геофака МГУ. Молодость почти не ведает беспокойства и страха. Она способна на отчаянные поступки и бесшабашную веселость, граничащую с безумием. Поэтому мы пьем с чеченцами и дагестанцами в купе, а потом запираемся в нем же после начала драки, чтобы уцелеть. Нас почти не удивляют и совсем не пугают летящие в окна поезда камни. 

Мы бодры и полны предвкушений — впереди встреча с неизвестностью. Правда, один из нас внезапно, принимает решение вернуться в Москву на ближайшей станции, чтобы спасти любовь. Чего только не сделаешь ради высоких чувств!

Из-за задержки в Грозном поезд опаздывает на несколько часов. В Махачкалу мы приезжаем ночью. Город встречает обилием вооруженных людей в камуфляже. 

На всех дорогах — блок-посты и БТР. Днем митинг с требованием свободного выезда на хадж перерос в попытку захвата здания Госсовета. В соседней Чечне вот-вот объявят о независимости. Лица людей напряжены, Кавказ кипит. Нас никто не встречает. 

Около 30 километров по ночному неспокойному Дагестану до базы МГУ в Туралях-7 предстоит преодолеть самим. Мы закидываем рюкзаки за спину и топаем в сторону аэропорта. От него «налево к морю», как мы знаем. Но кавказское гостеприимство еще никто не отменял. 

До воздушной гавани нас подбросила попутка, а там омоновцы с автоматами махнули рукой в непроглядную ночь приморской полупустыни: «Вам туда идти, километров шесть». Черную южную ночь озаряют лишь багровые сполохи факела. В забытой скважине у дороги горит природный газ. Когда он остается вдали, идем в полной темноте на лай собак. А вот и они — окружают молчаливой грозной стаей и сопровождают к невысоким воротам в голой степи. За ними, наконец, свет огней, удивленные лица местных, вино и чёрная икра. Мы — на базе геофака! 

Собаки в течение следующих сорока дней стали нашими закадычными друзьями. Они ходили с нами в рекогносцировочные маршруты через лагуну и береговые заросли по песчаным пляжам. Но только до ближайшего кутана — там начинались владения других псов.

Теодолитные ходы приходилось порой прокладывать по грудь в воде, отбиваясь рейкой от чаек и опасаясь змей. За пару недель мы стали шоколадными от солнца и солеными от морской воды. Пресную воду привозили в цистерне раз в десять дней или больше. Ближайшие магазины — в Каспийске. Но в них, по правде сказать, не было ничего, кроме хлеба и коньяка с портвейном. 

Еду себе мы добывали сами. Начальник базы, мало озабоченный нашей научной работой, в первый же день выдал своим новым подчиненным несколько сетей и лодку. Рыбный промысел вели в прибрежной лагуне, лишь изредка высеивая частик в море, чтобы вынуть пару ведер пучеглазой и не очень вкусной каспийской селедки. 

В пресной воде лагуны водился сазан, судачок, кефаль и разная мелочь, названия которой не знали даже местные старожилы. Однажды удалось добыть щуренка приличных размеров.

Но главные деликатесы приносила дружба с браконьерами. По ночам их лодки приходили к берегу, полные осетрины, белуги, севрюги. Утром в прибрежных волнах болтались шипастые головы современников динозавров. Это потом пограничники появятся в Каспийске и наведут порядок, а тогда странный симбиоз науки и подпольного рыболовства давал нам возможность впрок наесться запретного плода. Практически на всю жизнь. У медали — всегда две стороны.

Рыба быстро надоела. Как говорил наш знакомый «бич» Миша, мы стали, словно тюлени: пойдешь в туалет, и рыбой пахнет. Рыбу солили, сушили, замораживали, жарили, варили, делали шашлык. Но мечтали о мясе, а привезенная из Москвы тушенка давно закончилась. Заканчивалась и практика.

За почти полтора месяца мы сумели выявить явные признаки трансгрессии Каспийского моря, пару раз посетить Махачкалу и осмотреть ее достопримечательности, обрести стойкое отвращение к ежедневному купанию, подкачать мышцы и втянуть животы.

Это свидание с Дагестаном в моей жизни не стало последним. Как знать, сохранись советская наука в водовороте ельцинской смуты, Каспий навсегда мог бы остаться в моей судьбе. Планы были обширными. 

Через несколько лет местного «владельца» кутана, который поддерживал базу МГУ и «крышевал» браконьеров, убьют в бандитских разборках. Финансирование постепенно зачахнет, экспедиции прекратятся. Каспийск станет известен, как место одного из первых масштабных терактов, завод по производству в нем экранопланов закроют. А Советский Союз исчезнет с карт уже в августе того самого года. Жар дагестанского солнца, ласковый морской прибой, туманные горы вдали останутся в сердце навсегда. Как и память о людях, с которыми свело последнее лето советского Каспия.