«Ополченец Новороссии Александр Пашков поборется за мандат с депутатом-единороссом на выборах в Воронежскую городскую Думу. Соперник ополченца — действующий депутат единоросс Иван Кандыбин», — сообщили недавно СМИ.

Такой расклад на региональном уровне вызвал немалый резонанс. Представители выдвиженца «Единой России» поначалу не сомневались: Пашков — проплаченный пиарщиками босса технический кандидат, а когда выяснили, что это не так — впали в недоумение. Местные политологи сочли экс-ополченца ставленником противников федеральной власти: дескать, несмотря на жесткий контроль власти, такое нестандартное решение дает оппозиции шанс победить хотя бы в отдельно взятом округе. И предвкушали «серьезный политический оживляж, который украсит скучную и запрограммированную кампанию».

А потом все упоминания об Александре из информационного поля исчезли … Это понятно. Непонятным для среднестатистических обывателей остается другое, главное. Как можно добровольно променять безопасность на риск быть изувеченным или убитым? Зачем такие ребята, как этот несостоявшийся депутат, рвутся на чужую войну?

«Как в кино, только боль настоящая…»

«Это наша война. Одно дело, когда следишь за новостями из Новороссии по ТВ. И совсем другое, когда встретишь беженцев оттуда. С малышами, без всякого скарба, никому у нас не нужных. Женщина с детьми (девочке 2 года, мальчику 5) рассказала мне, как украинские снаряды расковыряли всё их маленькое село. Как перед этим по улицам ходили каратели, тыкали автоматами даже в детей, куражились: „Русня малолетняя, сучата сепарские…“. Её муж в ополчении, она не могла там оставаться. И я после этой встречи не мог оставаться дома. Я должен был помочь своим, русским».

Александр Пашков еще на двух ногах

По-другому он, потомственный казак, поступить не мог. Все предки его воевали, во время Великой Отечественной прадед по отцу погиб под Сталинградом, в 1942-м. Прадед по матери пошёл на фронт в 15 лет, воевал с японцами, в 1945-м положил из пулемёта почти роту самураев. Умер в 2004-м, как раз в тот день, когда получил последнюю за ту войну награду. Оба прадеда были родом с Юго-Востока бывшей Украины…

… Задача разведгруппы казалась простой. Подойти на максимально близкое расстояние к блокпосту противника у пос. Гранитное Старобешевского района (Южный фронт ДНР), «срисовать» линии укреплений, количество техники и личного состава противника. По возможности взять «языка». В разведке Первой Славянской бригады Александр служил уже более двух месяцев, местность изучил, не сомневался: задание будет выполнено. Пошли вчетвером на рассвете, с проводником из местных. Сейчас невозможно выяснить, был ли проводник предателем или засекли украинские «секреты», но вдруг оказалось, что группа окружена полностью.

Шквальный со всех сторон огонь на почти открытом месте. Заняли круговую оборону, отработали из РПГ. Метнулись к неглубокому овражку. Отстреливаясь и отбиваясь ручными гранатами, поползли к своим. Проводник исчез…

Кольцо автоматных очередей сужалось, пули взфонтанивали землю все ближе. Первым — по спине, выдирая мясо с ошметьями камуфляжа — срезало Трака, парня из Липецка. Оттащил его подальше, на самое глубокое место овражка. «Воды, — хрипел он, — дайте воды, воды…». Не успел и глотка сделать, отошел. А бойцы ВСУ орали: «Сдавайтесь, суки! Всё равно не уйдете, везде наши! Хоть одного нашего заденет — разорвем на куски всех вас!». Заползли под камень, искрило от попаданий, головы не поднять. Стреляли наугад: Дедя, боец из Донецка бил одиночными по звуку, Бо, гранатомётчик из Чернигова, проорал: «Лучше тут сгинем, в плену один хрен запытают».

Двинулись змейкой дальше, патронов осталось по магазину у каждого. Александр полз предпоследним, оглянулся: «Вижу, замыкающий, не помню после контузии его позывной, приподнялся зачем-то и… в затылок ему очередью лупанули. Будто на секунду размером во Вселенную хризантема из слепящей, алмазно-кровавой пыли вспыхнула. И сразу — невидимые гигантские осы в голову мне и под колено ужалили, такое было ощущение от пуль. Сознание закувыркалось, последнее, что тогда подумал: всё как в кино, только боль настоящая. Пытался достать „эфку“, сил не хватило кольцо выдернуть. Очень больно было, очень хотелось пить…».

Очнулся уже в каком-то подвале. Сначала долго били, потом откачивали и снова били. Потом накачали наркотиками и допрашивали на камеру. По кругу: били — кололи обезбаливающее — допрашивали — били. Пленник даже в таком состоянии не сказал ничего, что могло бы ополченцам повредить. То же самое проделывали с другими пленными. Особенно досталось черниговцу: «Эти понятно, — махнул рукой офицер на Александра и Дедю, — один москаль-наёмник, другой сепар по жизни. А то, б…, украинец или падла продажная?» Удар прикладом, Бо на полу, если бы не вошёл СБУ-шник — затоптали бы. Что было дальше — Александр не помнил.

В очередной раз очнулся уже в больнице Волновахи. Приподнялся. Увидел. Безногий… Обморок. Так несколько раз. Сознание отказывалось принимать случившееся. Потом пришёл врач, долго путано объяснял, что специалистов по артериям здесь нет, а везти в другую клинику не разрешили, пришлось ампутировать. «Наконец, до меня дошло, он простит прощения, даёт понять, что его заставили… Когда он ушел, говорю вiйсково службовцю, который меня охранял: застрели меня, добей, прошу, как солдата просит солдат… Отвечает: какой ты солдат? Наёмник и террорист. Пули на тебя жалко. Швырнул мне на постель растрепанный тяжелый том „Кобзаря“, ухмыльнулся: Выучишь наизусть — награжу, пристрелю…».

С этого момента уже ни с кем не пытался заговорить. Мысленно пел казачьи песни, читал оставленные врачом книги. Навсегда из тогда прочитанного запомнилось: «Нет более унизительной и горькой зависимости, чем зависимость от воли человеческой, от произвола равных себе».

Инферно по-украински: месть рабов

Через две недели взятых в плен ополченцев перевезли в СИЗО Мариуполя. В обыденный нацистский ад. Кормили сырой картошкой и свёклой, иногда сухарями. В камере еще двое, называли себя ополченцами, однако были стукачами, подсадными утками.

Каждый день Александра водили на допрос к следователю прокуратуры. Тот всячески демонстрировал участие и, понизив голос однажды сказал: «Что вы все лезете и лезете сюда, русские защитнички. С этими уродами, — кивнул на дверь, за которой стоял боевик батальона „Азов“ — мы со временем сами разберемся…».

А после вежливых допросов за дело принимались «эти уроды». Избивали методично, по часам, с брезгливым безразличием. Так бьют, точнее, работают — садисты и фанатики. А если фанатично-непроницаемая убежденность сплавляется с садистскими наклонностями — о, результат за гранью остаточной человечности. Был там один такой убежденный в том, что «Україна понад усе», которому мастера заплечных дел из СС позавидовали бы. Этакая киношная «белокурая бестия» из Киева. Всегда в черных очках, с намотанной на кисть руки цепью. Любил хлобыстнуть ею исподтишка, чтоб кровь брызнула. Огорчался, если с первого удара не удавалось «москаля как лампочку выключить». Пытал с рафинированно-инфернальной безжалостностью: «Пока сепарам ад путинским курортом не покажется…».

Одного из пленных, по происхождению азербайджанца — били цепями и досками, пока всё его тело не превратилось в сплошной фиолетовый синяк. Потом он умер от инфаркта. Женщину лет 35-ти, местную предпринимательницу, одну из активисток ДНР (благодаря таким, как она, в Мариуполе состоялся референдум 11 мая 2014 года) нагой лицом вниз привязывали к столу и били солдатскими ремнями, потом насиловали, а после снова били до потери сознания. Добровольца из Саратова, позывной «Свет», на ночь голым привязывали в душе под холодной водой, а утром, полумёртвому устраивали лечебные процедуры — чистили зубы… напильником.

Однажды по пути на допрос Александр услышал обрывок разговора. Кат, позвякивая цепью на руке, бахвалился, что до полусмерти «обработал афганца», который посмел показаться на улице с советской наградой на кителе и демонстрировал трофей, орден Красной звезды.

Жизнь парадоксальна, одноногого пленника перестали пытать благодаря именно этому идейному садисту. Как-то он зашел в камеру, присел на корточки, долго, безотрывно всматривался в лицо Александра. Потом постучал рашпилем по культе, спросил: «Ты понял хоть что-нибудь?» — «Да. Тебе наплевать на Украину и Россию, Европу и весь мир. Ты не меня пытаешь, ты уверен, что бросаешь вызов Богу. „Сверхчеловек“, начитавшийся дешёвых книжек о Высшей расе. А на самом деле ты просто раб. Раб чьих-то фантазий и своего страха. Страшно тебе от этих фантазий избавиться, ведь тогда надо будет признать, что ты просто садист и убийца, никто. А сейчас у тебя есть безотказное оправдание — ты захисник великої європейської держави, борець з ордами азіатських рашистов…».

Сокамерники — стукачи вжались в стены, завиляли глазами. На их лицах читалось: «Заткнись, калека! Нас всех сейчас забьют насмерть!».

Каратель поразмыслил и — резко встал. С порога обернулся: «Спровоцировать хотел? Смерти ищешь? Молись своей отрезанной ноге».

Те, кто пытал Александра и его товарищей — не какие-то исключительно злобные нацисты, нет, таково ныне большинство, в чем легко убедиться по их комментариям к роликам, снятым уже после освобождения Пашкова из плена. Вот только два — не самых злобных — примера: «Недорезали русскую свинью, надо было по горло ноги отпилить», «Надо было тебя не лечить, а в самом деле собакам скормить…».

И вот с этими «людьми» нас пытаются заставить жить в одной стране посредством каких-то невнятных соглашений и кровавых перемирий. Получив єдину «Україну понад усе» …их ненависть, надо полагать, обернется пылкой любовью к ополченцам, которых «недорезали»?

Не могут жить в одном государстве авторы приведенных выше злобствований и дончанка, написавшая: «Посмотрите каратели на этого парня, только повнимательней, без всяких там предрассудков вроде „угро-финны“, „недолюди“, „пьяное русское быдло“ и подумайте, сможете ли вы победить, ведь таких, как он, очень много. Если вы не поняли о чем речь, поясню: в его взгляде нет ни капли надломленности или уныния, нет зверской, неконтролируемой злости (свойственной украинцам), а самое главное это неиссякаемая сила характера, он и без ноги готов воевать».

«Главный бой еще впереди»

После обмена Александр оказался в донецком военном госпитале (который сейчас, в очередной раз пытаются закрыть, дабы не тратиться на ополченцев — «перемирие!»). Многим запомнилось: он все время как ребёнок, потерявшийся и найденный, с благодарным удивлением улыбался. Словно не мог поверить, что наконец-то среди своих.

Лидер движения «Новороссия» Павел Губарев и Александр Пашков

Вскоре группу ополченцев отправили на реабилитацию в Абхазию. Вся «реабилитация» свелась к сидению в номере гостиницы, без каких бы то ни было лечебных процедур. Обещанного протезирования бывший пленник не дождался. Когда представитель солнечной республики награждал бойцов из Новороссии медалями «За боевое содружество», Александр усмехнулся: «Это мне заменит протез?..».

В насквозь обюрокраченной ДНР ему тоже никто и ничем не озаботился помочь. Содействие обещали многие — от «стрелковцев» до представителей всевозможных гуманитарных организаций. Но, не помог из них никто. Статус участника боевых действий, он, понятно, получить не может. Один из воронежских политиков, узнав об истории Пашкова отреагировал так: «Ну, и зачем он туда попёрся? За третьей ногой? Вояка…».

«Если бы вернуть все назад, лучше бы я себя гранатой подорвал. Погибнуть в бою — для этого и рождается мужчина. А теперь что — пожизненный вальс на костылях? Нет. Теперь понимание: мой главный бой ещё впереди…».

После возвращения в Воронеж, Александр собирает деньги на протез и на гуманитарную помощь бойцам Новороссии через соцсети. Все собранное сам, без помощников, отвозит в родную Славянскую бригаду на Южный фронт.

Зачем он пошел в политику? «А зачем туда идут — ясно, бабло качать, личные проблемы решать», — убежден местный политолог. «Нет, — спокойно возражает ополченец, — эта война уже не кончится, и я должен воевать там, где сейчас принесу максимальную пользу, воевать так, чтобы здесь, у нас в Воронеже, во всей России не стряслось то, что на Донбассе».

Вмешательство внешних сил, взрыв националистических настроений, госпереворот и война на Украине — только следствие. Причина — чудовищная неэффективность управления, остановка социальных лифтов, монополия власти, раковая опухоль коррупции. Пашков поставил себе цель: собрать команду молодых управленцев и сделать свой округ образцовым. Разработать и внедрить системы мониторинга, исключающие любые коррупционные схемы, обеспечить бесперебойную обратную связь жителей с городской властью, максимально быстрое рассмотрение и воплощение гражданских инициатив. Создать хотя бы в границах своего избирательного округа прообраз Новой России. 

Александр Пашков (крайний слева) с однополчанами

Зарегистрироваться кандидатом в депутаты в городскую Думу ему не позволили. Отказали под известным предлогом: в регистрационных документах якобы превышен порог ошибок. Объяснить в чем заключаются ошибки, функционеры избиркома не соизволили.

Но что до этого тому, чей главный бой ещё впереди? Сейчас в тех местах, где он воевал, на Южном фронте Новороссии снова полыхнуло. Системы залпового огня сносят дома мирных жителей, выжигают всех непокорных, реализуют нацистский план по формулам, которые Александру Пашкову не раз довелось слышать в плену: «Украина для украинцев!», «Хороший русский — мёртвый русский!», «Донбасс будет украинским или превратится в выжженную землю…».

Александр твёрдо намерен сделать протез и ввернуться на фронт, воевать за Новую Россию. Он не может иначе, он — русский.

Александр Пашков и Геннадий Дубовой