Дзен
Телеграм
В предыдущей части мы рассмотрели начальный период новой испанской экспансии в Западном полушарии в XIX веке.
Хотя из руководства военной экспедицией в Мексике испанцев фактически вытеснили французы, войскам и флоту её величества Изабеллы II удалось-таки восстановить контроль над Доминиканской республикой и навязать свою волю Перу в вопросе о долгах со времён войны за независимость. Но смогла ли Испания удержать завоёванные позиции?
Санто-Доминго валится из рук
Казалось, что покорение Доминиканской Республики было самым успешным из всех испанских колониальных предприятий в Новом Свете «по второму кругу», прошедшим почти без сопротивления и кровопролития (если не считать выступление Франсиско Санчеса) по просьбе самого руководства страны. Экс-президент Педро Сантана был вознаграждён за сдачу родины постом генерал-губернатора, его сторонники-доминиканцы тоже заняли ряд руководящих постов в новом владении Испании.
А вот простых смертных под знаменем Мадрида в бывшей республике курощали и низводили как могли. В Санто-Доминго были введены заградительные тарифы и пошлины на неиспанские товары. Граждан облагали различными повинностями — самой ненавистной из них был «багахе», когда любая лошадь или мул могла быть реквизирована армией её величества Изабеллы II без всякой гарантии компенсации.
Отдельно доминиканцев раздражали попытки правительства и церкви упорядочить их быт как у белых людей. Зачинателем их был новый испанский архиепископ Бьенвенидо Монсон, который выпал в осадок, узнав, что в провинции едва ли не большинство пар живут невенчаными из-за банальной нехватки священников и нормальных дорог. Попытки монсеньора Монсона в кратчайшие сроки всех зарегистрировать хоть тушкой, хоть чучелом, только запугали крестьян. А в довершение всего по Санто-Доминго поползли слухи, что на острове восстановят рабство — ведь существовало же оно тогда на испанских Кубе и Пуэрто-Рико!
В конечном счёте даже прези… простите, генерал-губернатор Сантана не чувствовал себя именинником в «своей» провинции — он мечтал править в режиме «до бога высоко, до королевы далеко», но официальный Мадрид опутал его массой инструкций и постепенно уволил из администрации всех его верных друзей. Уже в июле 1862 года высокопоставленный изменник покинул пост под благовидным предлогом «состояния здоровья», получив в утешение от испанской короны титул маркиза Каррерас.
Словом, как пишет Франк Мойя Понс в своём «Справочнике по истории Доминиканской республики», «уже в ноябре–декабре 1862 года испанские офицеры ожидали восстания». Уже зимой 1863 года начались разрозненные вооружённые выступления против метрополии, в основном на северных и западных окраинах подальше от столичного Санто-Доминго. В их организации отметились будущие лидеры Доминиканы Грегорио Луперон и Педро Антонио Пиментель.
Начало же большой войны за независимость, которую в карибской стране называют «Войной за восстановление», принято отсчитывать с 16 августа 1863 года, когда на холме Капотильо недалеко от гаитянской границы соединились две группы сопротивленцев — местная и вернувшаяся из Гаити — и под бой барабанов подняли доминиканский флаг.
Месяц спустя у сторонников независимости уже было шеститысячное войско, которым командовал генерал Гаспар Поланко — кстати, бывший горячий сторонник аннексии. Осенью-зимой оно взяло под контроль такие крупные города северной Доминиканы, как Сантьяго и Пуэрто-Плата на Карибах. Оба города при этом были разграблены и сожжены. Вскоре на острове сложилась ситуация, при которой патриоты контролировали центральные районы со столицей в Сантьяго, а испанцы — прибрежную полосу, и то не всю, с центром в Санто-Доминго, и ряд крепостей внутри страны.
В 1864-65 годах в Доминикане сложилась классическая ничья, с которой впоследствии столкнутся Франция в Алжире, США в Южном Вьетнаме, СССР и вообще кто угодно в Афганистане. Испанцы не могли проводить крупные операции в центральных районах, тут же увязая в мелких стычках с островной партизанщиной, к тому же жёлтая лихорадка косила их ряды едва ли не лучше, чем пули патриотов. Вчерашние активные аннексионисты из местных колебались — даже генерал и экс-губернатор Сантана, которого испанское командование отдало под трибунал за неисполнение приказов; впрочем, он очень вовремя умер.
В свою очередь, доминиканцы не могли развить свои успехи и вытеснить реколонизаторов из остальной страны из-за традиционного для республики тех лет бардака. Формально у сторонников независимости существовала центральная власть, но…
Первый президент «реставрируемой» Доминиканы Хосе Антонио Сальседо, по сути, выкрикнул в цари себя сам, и большинство полевых командиров его не признавали. При первом же удобном случае — попытке вступить от имени всего движа в переговоры с испанцами — Сальседо был свергнут и 10 октября 1864 года расстрелян генералом Поланко при полном одобрении других вожаков патриотов. Поланко совершенно неожиданно стал следующим президентом, но уже в январе низложен родным братом и верными соратниками — по крайности, ему жизнь сохранили.
К тому же доминиканцы значительно уступали метрополии в силах — против армии патриотов, колебавшейся от 15 до 30 тысяч, Мадрид выставил 41-тысячный контингент из Европы, 10-тысячный контингент с Кубы и Пуэрто-Рико, 27 военных кораблей. Да и в Санто-Доминго ещё немало было сторонников испанского правления — против повстанцев действовали сопоставимые с их силами отряды местной милиции общим числом в 12 тысяч человек.
Тем временем испанцы постепенно охладевали к идее возвращения Доминиканы. Леопольдо О’Доннел в 1863 году был отправлен королевой Изабеллой II в отставку, и после небольшой премьерской чехарды в следующем году кабинет возглавил генерал Рамон Мария Нарваэс — тяжеловес испанской политики, лидер консерваторов — «модерадос», в революционные 1840-е годы бывший фактическим диктатором королевства и давивший республиканскую «заразу» не только дома, но и, например, в Италии. О Нарваэсе дают хорошее представление его слова на смертном одре в ответ на предложение падре простить своих врагов: «У меня больше нет врагов, я их всех расстрелял!».
И даже несгибаемый солдафон Нарваэс подошёл к доминиканской проблеме вполне прагматично — спустил вопрос об удержании Санто-Доминго на рассмотрение кортесов (парламента). Законодатели решили, что доход от Доминиканы никак не перекрывает расходы на армию и её потери. В итоге королева Изабелла 3 марта 1865 года аннулировала свой указ об аннексии Доминиканской республики.
Началась эвакуация испанской армии с острова, занявшая около четырёх месяцев. За это время «благородные доны» потеряли более 10 тысяч солдат и офицеров убитыми, втрое больше сгнившими от жёлтой лихорадки, и это ещё не считая 10 тысяч убитых и раненых за Испанию местных аннексионистов. Республиканцы тоже понесли немалый для своего небольшого войска урон — от 4 до 7 тысяч убитых и 4 тысячи раненых. Но Санто-Доминго остался именно за ними.
Люди гибнут за гуано
В то время как интерес Испании к Доминиканской республике пропал, её конфликт с тихоокеанскими странами Южной Америки, напротив, только набирал обороты.
«Договор Виванко-Пареха» от 27 января 1865 года, которым Испания вытрясала из Перу миллионы песо в обмен на уход с островов Чинча — этого гуанового Ямала страны — должен был стать концом испанско-перуанского противостояния, но стал только его началом. Конгресс Перу отказался ратифицировать это безобразие, а уже через месяц в андском государстве сработала основная латиноамериканская система сдержек и противовесов — угроза переворота.
28 февраля полковник Мариано Прадо поднял против «сдавшего страну западным колонизаторам» президента Песета мятеж в южном городе Арекипа. В апреле движ уже перекинулся на север Перу, а в июне новое правительство признал и перуанский флот, создавая для Испании перспективу продолжения боевых действий.
Конфликт распространялся и вширь, вовлекая в себя другие страны Южной Америки. Ещё в 1864 году делегаты Южноамериканского конгресса, проходившего в Лиме, осудили Испанию за беспредел, но никакой практической поддержки Перу в отстаивании островов Чинча оказать то ли не смогли, то ли не рискнули. Но в условиях 1865 года в регионе нашлась-таки сила, выступившая на стороне перуанцев — республика Чили. Видя массовые антииспанские демонстрации в Сантьяго, президент Чили Хосе Хоакин Перес быстро смекнул, каков самый лёгкий способ стать лучшим другом электората перед перевыборами, и запретил отпуск угля испанским судам как «воюющей стороне».
«Народ — и я вместе с ним — рвались в бой немедленно, чтобы на наших утлых посудинах отправиться к островам Чинча и там геройски погибнуть, защищая клочок перуанской земли», — вспоминал о настроениях чилийцев Хосе Викторио Ластаррия, в 1864-65 годы чилийский посол в Перу.
17 сентября 1865 года командующий испанской эскадрой адмирал Пареха лично прибыл в главные морские ворота Чили — Вальпараисо, требуя отменить ограничения. Пареха обвинял чилийцев в лицемерии — ведь отпускали же они уголь французам, воюющим в Мексике! — и требовал не только горючего для паровых топок, но и салюта для испанского флага, дав официальному Сантьяго четыре дня на размышления. Но Перес категорически отказался делать испанцам «ку», и мстя их не заставила себя ждать.
24 сентября адмирал Пареха приказал эскадре приступить к блокаде основных портов «потерявшей берега» Чили. Для начала испанский флот перекрыл выходы из гаваней Кокимбо и Кальдера на севере страны, откуда вывозили чилийскую медь. На следующий день Чили официально объявила войну Испании.
Тем временем в Перу сторонники Мариано Прадо отвоёвывали у правительственных сил город за городом и 5 ноября нанесли правительственным войскам поражение уже под самой Лимой. Президент Песет, которого за договор Виванко-Пареха на все лады обвиняли в продаже родины, бежал в Англию. 25 ноября победители провозгласили Прадо диктатором Перу. Одним из первых его действий на международной арене было заключение союза с Чили, а 14 января 1866 года новое правительство тоже объявило Испании войну.
30 января к антииспанской коалиции примкнул Эквадор, а самой последней, 22 марта — Боливия (которая в те годы тоже имела выход к Тихому океану). Так началась война, которую в России называют Первой тихоокеанской, в «испанском мире» — «испано-южноамериканской», а в США — «войной за острова Чинча», хотя испанцы их уже давно покинули.
Расширение конфликта существенно ухудшило положение испанской эскадры. Береговая линия и число портов, которые ей приходилось блокировать ограниченными силами, увеличивались, а каких-либо баз снабжения поблизости не оставалось — при том, что и от Испании, и от её ближайших колоний моряков Парехи отделяли огромные расстояния.
К тому же превосходство испанской эскадры уже не было столь однозначным. Чилийский военный историк Луис Эскобар Доксруд приводил в журнале «Ревиста де Марина» следующие данные по флотам враждующих держав на 1866 год. Испания располагала в зоне боевых действий 6 фрегатами — «Талаба», «Нумансия», «Ресолюсьон», «Вилья де Мадрид», «Бланка» и «Беренгуэла», шхуной «Ковадонга» и канонеркой «Венседора», а также шестью вспомогательными судами. Они несли в общей сложности 280 орудий.
На вооружении чилийского флота состояли корвет «Эсмеральда», военные транспорты «Майпу» и «Индепенденсия», а также вооружённый пароход «Мауле» — как-то несолидно для такой боевой республики, какой проявило себя пересовское Чили. Зато за 1865 год существенно окреп флот Перу — кроме известных уже «Амазонаса» и «Тумбес-и-Лоа», был реконструирован фрегат «Апуримак» и наконец доплыли из Европы корветы «Америка» и «Унион». Девять кораблей ведущих государств коалиции при 108 орудиях могли уже и потягаться с испанцами.
И на Тихом океане свой закончили поход
Осенью 1865 года адмирал Пареха решал сложную задачу — как заблокировать несколькими кораблями 1600-мильное побережье вытянутой вдоль океана республики Чили?
В итоге корабли распределились так: флагман «Вилья де Мадрид», «Венседора» и «Ковадонга» контролировали подходы к важнейшему порту Вальпараисо, а на остальные крупные центры морской торговли испанский адмирал отрядил по одному-два корабля. Консепсьон блокировал фрегат «Ресолюсьон», Кальдеру — фрегат «Бланка», а Кокимбо — сразу фрегат «Беренгуэла» и захваченный чилийский пароход «Матиас Кусиньо». Какого-либо сообщения между собой они не имели, и блокада уже поэтому получалась достаточно «дырявой» — «Эсмеральда» и «Майпу» беспрепятственно ушли из Вальпараисо в более безопасное место. К тому же чилийцы объявили «свободными портами» 38 прибрежных городков помельче, на которые сил у испанцев не хватило, и морская торговля восстановилась уже в первые несколько недель войны.
На данном этапе конфликта преобладали в основном мелкие стычки. Испанцы устраивали набеги на чилийское побережье и захватывали торговые суда, чтобы обеспечить себя провизией, водой и углём. Чилийцы, в свою очередь, умудрялись захватывать мелкие испанские корабельные катера даже силами таких же маленьких буксиров.
Самым крупным из таких столкновений стал морской бой при Папудо (к северу от Вальпараисо), когда командир корвета «Эсмеральда» при 16 орудиях (Чили) капитан Вильямс захватил маленькую канонерку «Ковадонга» (Испания) ровно при двух. Вроде бы мелочь, но адмирал Пареха, который и приказал «Ковадонге» плыть в одиночку, в результате застрелился, решив, что упустил все полимеры.
Пареху во главе испанской эскадры заместил командир фрегата «Нумансия» Касто Мендес Нуньес, ранее воевавший с пиратами на Филиппинах и повстанцами в Доминиканской республике. Он, чтобы больше не распылять силы, снял блокаду со всех портов, кроме Вальпараисо, и стал планировать операцию по разгрому коалиционной эскадры.
В январе 1866 года объединённые чилийские и перуанские морские силы собрались на весьма укромной и труднодоступной военно-морской базе на острове Абтао на юге Чили, недалеко от города Пуэрто-Монтт. В этом месте начинается бесконечный лабиринт островов и фьордов, который тянется до самого Магелланова пролива, поэтому союзники резонно считали, что их эскадры в безопасности.
Дважды — в начале и в конце февраля — испанцы пытались атаковать латиноамериканцев в Абтао, но из-за туманов и вездесущих скал не смогли нанести им урон, ограничившись захватом нескольких мелких пароходов с углём. В этих экспедициях отличился капитан «Бланки» Хуан Баутиста Топете, который виртуозно проводил испанские суда между десятков островков.
Когда Мендес Нуньес понял, что выковырять союзную флотилию из её «раковины» в Абтао и раздавить не выйдет, он решил изменить тактику. В марте 1866 года испанцы вернулись на рейд Вальпараисо, куда к тому времени уже подтянулись американские и английские военные суда — активность Мадрида на Тихом океане начала привлекать внимание других великих держав.
24 марта Мендес Нуньес предъявил чилийцам через американского посла Килпатрика ультиматум, требуя вернуть «Ковадонгу», а также принести извинения и выплатить компенсации Испании — в противном случае пригрозил обстрелами сначала почти беззащитного Вальпараисо, а потом других чилийских городов. Этим испанский адмирал капитально напугал как чилийцев, так и третьи страны. Американцы и англичане грозили Мендесу Нуньесу вмешательством, а глава чилийского МИД предложил альтернативу — своеобразную военно-морскую «дуэль» между испанцами и союзниками в десяти милях от города с американским коммодором Роджерсом в качестве арбитра, которая и определила бы победителя.
Но адмирал был непреклонен — никаких инструкций от Мадрида по таким пафосным демонстрациям благородства он не получал. Тем не менее у Мендеса Нуньеса хватило совести заблаговременно предупредить жителей Вальпараисо об обстреле порта и исключить из списка целей больницы и церкви. Ранним утром 31 марта испанские корабли дали пару предупредительных выстрелов, после чего три часа подряд сажали по городу снарядами со всей дури.
Вальпараисо был разрушен на астрономическую для той эпохи сумму в 15 млн песо, даже сами испанские офицеры писали, что «рады будут больше такого не видеть». Но человеческих жертв, к счастью, оказалось очень мало — двое убитых и десяток покалеченных. Жители чилийского порта заранее покинули город или укрылись в подвалах. Зато после обстрела Вальпараисо чилийцы в отместку за город пытались линчевать испанских военнопленных, и против осатаневшей толпы пришлось привлекать жандармов.
14 апреля 1866 года эскадра Мендеса Нуньеса покинула чилийские берега, направившись на север, в Перу. Командование рассчитывало точно так же разделаться с перуанским Кальяо, чтобы лишить обоих главных противников центральных военно-морских баз и торговых гаваней.
«Не прекращать бомбардировку города до тех пор, пока не станет ясно, что пожар испепелит его», — гласил приказ по флотилии.
Но вот незадача — Кальяо и без того считался лучше всего укреплённым портом в Южной Америке, а перуанцы за год с лишним успели затариться в Великобритании (главном торговом партнёре Перу и Чили) десятком 450- и 300-фунтовых артиллерийских орудий систем Блейкли и Армстронга, наиболее мощных в зените викторианской эпохи. Всего у защитников Кальяо было 69 орудий — из них шесть пришлось развернуть на сушу на случай высадки десанта — а у испанцев 272, но у них преобладали 68-фунтовые пушки.
2 мая 1866 года в 10 часов по местному времени эскадра адмирала Мендеса Нуньеса вошла в бухту Кальяо и открыла огонь по перуанским укреплениям. Сражение за Кальяо продолжалось семь часов, и обе стороны понесли тяжёлый урон.
Тяжёлые повреждения понесли испанские фрегаты «Вилья де Мадрид», «Беренгела», «Бланка», недавно пришедшая из Испании на усиление эскадры «Альманса». Флотилия потеряла 43 моряков убитыми, 83 ранеными и 68 контуженными. Среди раненых у испанцев были и их ведущие флотоводцы — капитан Топете и адмирал Мендес Нуньес.
«Испанцы, мы возвращаем вам договор 27 января!» — кричал перуанский военный министр Хосе Гальвес, прибывший лично руководить операцией по обороне Кальяо.
Но и перуанцам в тот день крепко досталось. Полностью замолчали две батареи — Майпу и Индепенденсия, в форте Санта-Роза осталось только три действующих орудия к концу битвы. Самая крупная, 500-фунтовая пушка Блейкли вышла из строя после первого же выстрела. Три тысячи перуанских солдат, расположившихся возле фортов для отражения возможного испанского десанта, тоже попали под раздачу с кораблей Нуньеса. Защитники порта, по разным оценкам, потеряли только убитыми от 90 до 350 человек, среди которых был и Хосе Гальвес — редкий случай, когда глава военного ведомства современного типа сам погиб в сражении.
Испанская эскадра, хорошо потрёпанная, но не потерявшая ни одного корабля, ушла на свою якорную стоянку на острове Сан-Лоренсо под Кальяо. Через неделю, завершив ремонт, горе-конкистадоры разошлись в разные стороны: часть эскадры была направлена через Тихий океан в Манилу, другая — в обход Южной Америки в Рио-де-Жанейро. Интересно, что первым бронированным кораблём, обогнувшим земной шар, стал как раз фрегат «Нумансия», совершивший переход через Филиппины, Индийский океан и мыс Доброй Надежды до самого Кадиса.
После этого наступило странное, подвешенное состояние «ни мира, ни войны». С одной стороны, после неудачной попытки разрушить Кальяо активные военные действия фактически закончились, чилийцы и испанцы провели в том же году только несколько захватов пароходов друг друга в открытом море. Хотя правительство ненадолго вернувшегося к власти О’Доннела прислало Мендесу Нуньесу в Рио на помощь ещё два корабля и даже строило планы повторного захвата островов Чинча, испанский двор уже разочаровался в идее экспансии в Новом Свете, и 10 июля 1866 года королева Изабелла II отправила О’Доннела в очередную и последнюю отставку. Вскоре после этого морской министр нового кабинета объявил тихоокеанскую экспедицию законченной.
Зато латиноамериканские союзники, вытеснив испанцев из своих вод, настолько поверили в себя, что всерьёз планировали провести бросок своей объединённой эскадры через Тихий океан и атаковать Филиппины. Для этих целей даже была нанята команда американских спецов во главе с бывшим военным моряком Конфедерации Джоном Таккером, но с перуанскими офицерами он не ужился. Ну и слава богу — скорее всего, в филиппинских водах южноамериканские моряки оказались бы в том же положении, что Мендес Нуньес в их собственных.
С другой стороны, мир подписывать тоже никто не хотел. Попытки третьих стран, прежде всего США, выступить посредником увенчались успехом только в 1871 году, когда в Вашингтоне было подписано соглашение о перемирии между Испанией и андскими странами. Формально состояние войны Испании с Перу, Боливией, Чили и Эквадором было прекращено лишь на рубеже 70-80-х годов XIX века, когда бывшие партнёры по коалиции передрались между собой в уже Второй тихоокеанской войне.
Военные неудачи в Латинской Америке несколько предсказуемо срикошетили по самой Испании, которая в середине 1860-х годов пребывала в остром кризисе. Когда расходы на заморские экспедиции министров Изабеллы II добавились к последствиям череды наводнений и неурожаев, это проделало крупную брешь в казне и усилило и без того крепкое недовольство испанцев своей шаткой полуабсолютной монархией и бездарным правлением королевы лично.
В 1868 году — всего через два года после возвращения экспедиции Мендеса Нуньеса в Европу — в Испании произошла революция, шестая по счёту за весь XIX век, свергнувшая Изабеллу II и едва не установившая в стране республику. Среди её лидеров были такие видные участники походов в Центральную и Южную Америку, как капитан Топете, дослужившийся до адмирала, и маршал Хуан Прим, который ещё недавно был главкомом интервентов в Мексике.
Затрясло и оставшиеся у Испании заморские владения - в том же 1868 году началась первая война за независимость Кубы, затянувшаяся на десятилетие. А в конце столетия и Куба, и Пуэрто-Рико, и Филиппины пали под ударами американского флота, и от некогда первой великой колониальной империи Европы остались жалкие крохи.