Тюрьма и религия — вещи друг от друга неотделимые. В тюрьме человек фактически выпадает из мира и круговорота обыденной жизни, а потрясения и лишения нередко заставляют обратиться к поискам смысла жизни, анализу пройденного пути и допущенных ошибок.

На этой почве интерес у местного населения к вопросам веры и философии повышенный. Редко в какой камере не найдется, если не «официально» религиозного человека, то хотя бы пары любителей пофилософствовать о бытии. Тюрьма — это огромный и всесторонний портрет общества, ведь заключенные в ней не рождаются, а «заезжают» с воли.

В этом смысле тюрьма — превосходное поле исследования для этнолога-антрополога, кем я являюсь по своей вузовской специальности.

Конкретно в спецблоке, где нахожусь я, подавляющее большинство заключенных составляют русские, хотя встретить здесь можно всех, включая китайцев, курдов-езидов и мусульман разных народностей. Одной из привилегий моего корпуса является посещение местного православного храма-часовни. Народу в храм ходит немало, практически все исповедуются и причащаются, что большинство на воле не делало никогда.

Воцерковление

Казалось бы, вот и одно из «достижений» тюрьмы — воцерковление и наставление на религиозный путь. Но за фасадом такого тюремного благочестия таится, к сожалению, огромный духовный кризис русского народа и русского православия. Начать стоит с того, что за 16 месяцев срока, на момент написания этого текста, я не встретил ни одного человека, читающего Библию или хотя бы Новый Завет, который здесь активно раздают (Библию целиком с Ветхим Заветом найти очень сложно, что составляет отдельную тему для раздумий).

Один мой сосед показывал верх «воцерковленности» на фоне остальных тем, что хоть иногда читал Закон Божий. Но даже он однажды ошарашил меня тем, что после 2-х лет активного хождения в тюремную церковь и участия в Таинствах не знал, чем отличается Новый Завет от Евангелия:

— Вот, Артем, у нас целых два Новых Завета лежит, а Евангелия ни одного!

— Так Новый Завет с Евангелия в количестве четырех штук начинается.

— Да? — открывает Книгу. — Хм, но тут начинается с каких-то «благовествований».

 — Это перевод слова «Евангелие» с греческого. Вот тут: Матфей, Марк, Лука, Иоанн.

Дабы читатель не приписал мне впадение в гордыню, уточню еще раз, что сей человек на фоне многих был выше «среднего уровня», почему и приведен в качестве примера.

Сами походы в церковь, если копнуть поглубже, зачастую оказываются, если не показухой, то явлением довольно парадоксальным. Как бы удивились многие иереи, если бы знали, что об РПЦ говорят те, кто ходит на службы каждые 2 недели и причащается с ними из одной Чаши. Авторитет РПЦ находится на нуле у православных, также как священство не вызывает никакого почтения, причем даже теоретического. И это даже не целиком камень в огород священников РПЦ.

За исключением сидевшего в моем корпусе Алексея Миняйло, обвинявшегося в участии в массовых беспорядках, с кем я имел честь познакомиться, я не припомню ни одного православного, кто бы соответственно православно относился к Церкви, ее служителям, вообще понимая, что же это такое. Подавляющее большинство не устает при случае вставить в разговоре расхожие фразы в духе «вера — одно, а церковь — это бизнес».

В спорах с атеистами или мусульманами, которые любят уколоть пороки современной РПЦ, никто из православных не встает на защиту той Церкви, в которой они регулярно молятся и причащаются. Наоборот, многие даже подхватывают довольно поверхностное критиканство.

Защищавших РПЦ, ее патриарха и клир я не встречал ни разу. Все это соседствует с очень распространенными «народными» воззрениями и фразами «Бог он в душе» или «Бог один, а религий много», зачастую говоря это для налаживания контакта и смягчения острых углов в полемике с мусульманами, которые редко упускают момент, чтобы не задать каверзный вопрос.

© Гавриил Григоров/ТАСС

Разговоры о Боге

К самому исламу большинство относится более чем терпимо, иногда даже с уважением и «трепетом». Одной из причин такого «трепета» перед исламом является в том числе и повальная религиозная безграмотность русских, а также и отсутствие миссионерства и катехизации среди паствы со стороны церкви и священнослужителей.

Сталкиваясь не раз с мусульманами, мною было замечено, что все они явно учились по одной методичке в пропаганде против православия в частности и христианства вообще. В основном их критика упирается в вопросы Троицы, почитание икон, вочеловечения Бога-Слова и множества обрядных мелочей. Большинство православных, носящих крест на груди по принципу «покрестили в детстве», при встрече с мусульманской апологетикой по таким ключевыми вопросам ответить ничего не могут, кроме «бээ-мээ».

Оказываясь в положении «слабых», мало чего понимающих в своей же вере, в отличие от подкованных мусульман с их крайне прямой и логичной исламской пропагандой, многие начинают относиться к ним с уважением и почтением. На самом же деле стоит лишь немного пожить с ними бок о бок и понаблюдать за их религиозностью, чтобы понять, что за их пятиразовой молитвой и огромным вниманием к обрядовым мелочам скрывается на самом деле пустота.

Этому можно посвятить отдельный текст, описывающий крайний материализм ислама, роднящий его духовно (да и этнически) с иудаизмом. Но нельзя не отметить, что среди мусульман мне встречались образцы именно последовательности в исповедании религии: раз так принято, то я буду это делать или же, наоборот, не делать. На вопрос «почему» они, конечно, не ответят, да и ответ им особо не нужен. Приказ Аллаха и Пророка должен быть выполнен.

Не могу не вспомнить одну ситуацию, которая отобразила прямо-таки концентрированную разницу русского (постсоветского?) человека и мусульманина. Один раз русский, по доброте душевной, уговаривал исламиста отведать сало, на что тот, конечно же заявил, что Коран это запрещает.

— Ну и что, что запрещает? Сало-то высший сорт! Ну-ка покушай! — продолжал православный.

— Как что? Я мусульманин, я следую своей религии. Разве вы, христиане, не так делаете? — с крайним удивлением воскликнул мусульманин.

Православный продолжал настаивать на угощении, обосновывая это тем, что не всегда стоит следовать «официальным установкам». Мусульманин был непреклонен и отстаивал свое строгое последование религиозным установкам и обрядам. В конце концов последовал последний аргумент, выражающий квинтэссенцию русской религиозности: «Знаешь, как у нас, русских, говорят? Не согрешишь — не покаешься!»

О чем и зачем молился каждый вечер этот человек, держа перед собой молитвослов, для меня так и осталось загадкой.

К подобному нескрываемому лицемерию стоит прибавить и частые, если не ежедневные, разговоры о Боге и нелегкой зэковской судьбе. Особенно зэки любят поговорить о Боге в контексте своей посадки. Дескать, Бог за грехи мои (зачастую несвязанные с самим преступлением конкретно) наказал меня, посадив руками власть имущих в тюрьму, дабы я, да и все мы, здесь осознали свои ошибки. Многие из них начинают активно молиться по многочисленным раздаваемым молитвословам, но цена таким разговорам и молитвам нулевая. Практически через 5 минут после проникновенных разговоров о Боге, душе, христианском смысле жизни и грехопадении следуют рассказы о количестве выпитого, выкуренного, вынюханного, употребленного, обманутого и использованного, либо мечтания о том, как в первый же день новоиспеченный православный выйдет, снимет проститутку и будет с ее тела нюхать кокаин.

Став в тюрьме крайне толерантным, я не беспокился о чужих способах отдыха и самореализации. Но как подобные вещи могут совмещаться с пропагандируемой набожностью? Видимо, наблюдаемые со всех сторон повальные лицемерие и показуха вызывают у некоторых русских интерес к исламу и мусульманскому типу религиозности. Лично я не видел, но слышал о русских, принявших ислам в тюрьме.

В копилку ко всему этому стоит добавить и сохранение народных языческий поверий, связанных с главными христианскими праздниками. Так, начавшийся дождь в день Троицы, в который Церковь вспоминает схождение Святого Духа на апостолов, один мой пожилой православный сосед прокомментировал как-то, что сейчас на нас капает Святая Вода, видимо прошедшая через Святой Дух в день Его схождения. По его же рассказам, на Пасху «все калитки на кладбищах открываются, и бродят души умерших». На мое просветительское замечание, что с христианской точки зрения — это дремучее язычество, против которого боролась Церковь, последовал ответ «мне бабка так рассказывала с самого детства, что мне ей, не верить?».

Связав все вышеупомянутое воедино, можно отметить, что никуда не ушла древняя традиция, укорененная на Руси — это «духовное» христианство, нашедшее свой выплеск во множестве разных сект, хоть и отличавшихся между собой по разным вопросам, но в целом имевшие единую линию: неприятие официальной церкви и официальной догматики в угоду «духовному» и народному истолкованию христианского учения. К ней же добавляются и пережитки народных языческих поверий, которые смешиваются с христианским учением. Возможно именно этот «тип» веры и обеспечил бум неоязычества на постсоветском пространстве, в религиозности которых присутствуют именно такие моменты неприятия строгой догматики, иерархии, возвеличивание народного компонента и неприятие чужого «официоза» — Церкви.

© ИТАР-ТАСС/ Станислав Красильников

Миссионерство

От Церкви в тюрьме осуществляют волонтерскую деятельность добровольцы общества милосердия «Вера, Надежда, Любовь». Помимо помощи по «церковному хозяйству» местного храма, волонтеры распространяют небольшие информационные бюллетени в канун наиболее важных церковных праздников, а также одаривают заключенных то ручками с тетрадями, то сладостями. Рука не поднимется кинуть камень в их огород, тем более, что сам сими подарками пользуюсь, и уверен, что многие из добровольцев делают это от чистого сердца и помогают, чем могут, но нередко это напоминает больше подкуп нежели реальную помощь и миссионерскую работу.

При случае активисты никогда не забывают попросить дать денег на строительство тюремного храма. Многие заключенные такими просьбами возмущаются, что можно расценить двояко. С одной стороны их можно понять, когда с людей, находящихся в беде, просят деньги. С другой стороны, практика соборного построения храма абсолютно нормальна для христианства — «с миру по нитке». Но реакция постсоветского верующего зачастую следует «советской закваске» — денег не дам, а мне же все бесплатно надо. Но с иного взгляда, в таких настойчивых просьбах «дать денег на храм» опять проявляется упор русской церкви на внешнее — главное построить здание, а не сформировать и наставлять общину (церковь как ecclesia — сообщество верующих).

Однажды нам «посчастливилось» встречать самого патриарха Кирилла. Ходили слухи, что он приедет освящать закладной камень того самого храма, на который периодически выпрашивали деньги сотрудники вышеописанного фонда. Вполне вероятным было то, что Патриарха проведут по нашему наиболее приличному, русскому и «православному» корпусу и покажут ему некоторые камеры.

По иронии судьбы в самых приличных камерах «для показа» сидели в том числе и те люди, которые были знакомы с Патриархом на воле лично. Что же, пускай заходит, мы люди гостеприимные. За день до приезда Кирилла, к нам в камеру зашли высокопоставленные люди в форме. С матом-перематом нам было приказано навести «полный порядок», заключавшийся в том, чтобы убрать все вещи со столов, тумб, решеток и прочих мест, предназначенных именно для того, чтобы на них лежали вещи.

Короче говоря, привести камеру в вид «как на картинке» — нежилое помещение без людей. Лишь на одной из тумбочек должны были остаться «Правила внутреннего распорядка» и книжка помози заключенным, написанная Советом по Правам Человека. Все книги, в том числе православные, должны были быть убраны с глаз долой. Угрожая нам разными репрессиями, начальство скрылось, вернувшись на следующий день, когда Патриарх уже был на подъезде к тюрьме.

— Кто рыпнется или подойдет к решетке — карцер! Сразу поедете отсюда! Здесь везде ФСО. Только попробуйте в окно поглядеть!

Лежа на верхней шконке в пустынной камере, издалека я услышал знакомый голос — перед «хозотрядом» выступал патриарх Кирилл, говоря в микрофон что-то стандартное о спасении через лишения и муки.

Не придавая значения угрозам, я даже подошел к окну в попытке увидеть патриарха, но узреть его лик мне не удалось. По камерам СИЗО он так и не прошел. Стоит ли лишний раз говорить о пагубной для РПЦ МП связки с административным аппаратом, который лишь вредит ей самой, чему очередной пример подобная ситуация, когда «вертухаи» своими глупейшими требованиями истрепали заключенным все нервы во имя православия и патриарха?

© ИТАР-ТАСС/ Валерий Шарифулин

Религиозная пропаганда

Стоит отметить и всяческое нежелание даже приобщаться к изучению основ веры через хотя бы доступный всем телеканал «Спас». В одном из номеров «Новой Газеты» обозреватель Ирина Петровская отметила верный факт — рейтинг «Спаса» в «самой православной стране» составляет всего 0,5%, правда делая из этого вывод, характерный для рамок «НГ» — значит, телеканал «Спас» и сама Церковь ничего не делают и не могут, все плохо.

Не являясь ни прихожанином РПЦ МП, ни ее защитником, должен сказать, что это один из самых, если не самый, адекватных каналов в стандартном ТВ-пакете. Нет мата, нет пошлости, часто показывают интересные познавательные передачи про культуру, дебаты в соответствующих шоу проводятся так, как и должны — с максимальным спокойствием (и надо добавить — с уважением к оппоненту, редким в наше время).

Для верующих есть также и разборы Писания, догматики, есть передача «Ответ священника», где соответственно представитель церкви отвечает на многие вопросы прихожан. Но смотрят ли его православные заключенные? Конечно же нет! «Спас» у большинства вызывает реакцию как у черта на ладан. Главное не попасть на этот канал! Не остановиться ни на секунду! Мне лично приходилось несколько раз буквально отвоевывать право посмотреть «Спас» на время интересной передачи. И это я сидел не в мусульманском джамаате, а среди русских православных людей.

В выборе телепередач безоговорочно лидируют РЕН ТВ и ТНТ. В случае с ТНТ все понятно и особо разъяснять не требуется — бесконечный «Камеди клаб», где к 2020 году, кроме шуток про секс и половые органы, вообще ничего не осталось. РЕН ТВ же особенно примечателен для нашей темы, т. к. ежедневно поставляет нескончаемый поток национальной мифологии, псевдорелигиозности, бульварного оккультизма и русского мессианства. Весь этот крайне специфический набор зеки слушают каждый день, и даже если не воспринимают конкретные излагаемые доктрины, то во многом повторяют общую фабулу и мифологию.

Не раз мне приходилось наблюдать парадоксы русской религиозности. 

Человек может хранить иконы, молиться и ходить в церковь и в то же время разделять множество «рентвшных» идей: о плоской или полой Земле, инопланетянах или же разделять откровенно неоязыческие взгляды — о родине русских в Гиперборее или Индии, войнах русичей с Китаем, идеи «Комитета Общественной Безопасности» (генерала Петрова). 

Нельзя не отметить и тот факт, что РенТВ, несмотря на явную поддержку политики государства, являясь одним из рупоров официозной пропаганды, нередко критикует церковь. Если не брать в расчет, что сам по себе контент телеканала абсолютно антихристианский, пропагандирующий оккультуное мракобесие, противоречит «генеральной линии», где Россия — самая православная страна мира.

© Артем Геодакян/ТАСС

Религиозные парадоксы

С нетерпением я ожидал день Воскресения Христова, дабы посмотреть, каково будет поведение заключенных. На самый главный праздник христиан не последовало вообще никакой реакции. Можно задать вопрос, а какой реакции вообще стоило ожидать?

Так вот, совершенно противоположной была реакция людей на День Победы 9 мая. Все поздравляли друг друга, включая сотрудников ФСИН, из колонок радио разносились военные песни, которым многие подпевали (особенно хитом была «Артиллеристы, Сталин дал приказ»). По ТВ с утра в нашей камере смотрели трансляцию «Бессмертного полка» и ждали вечерний салют. Но самое главное — в воздухе витала энергетика праздника. В этот день на фоне всего окружающего мне окончательно стала ясна настоящая религия современного российского общества — это религия Победы.

Ежемесячные салюты в честь взятия войсками Красной Армии оккупированных городов, бум фильмов на военную тематику, раскрученных на государственном уровне, постоянные исторические и псевдоисторические передачи, и телешоу, посвященные войне, из-за частоты которых кажется, что Гитлер до сих пор жив и заседает в Берлине. Постоянная борьба за отстаивание «исторической правды», как на внешнем, так и на внутреннем «фронте», к которой с недавних пор подключился и лично президент.

Все это напоминает хорошо сконструированную религию, в которой парады по особо значимым датам, а также подготовка к ним, занимают места праздников в религиозном календаре с его цикличным повторением мифа. Оно и понятно — с 2012 года власть судорожно пытается выработать идеологию, фундамент, на котором зиждется современный строй.

В большинстве случаев не выходит ничего, кроме грубой эклектики евразийского патриотизма, зачастую лишь создавая внутриобщественные конфликты и брожжения. Единственным камнем, на котором пытается устоять РФ, — это Великая Отечественная Война и заветные цифры «1941−1945», превратив войну в национальный миф России XXI века.

Последним штрихом к созданию полноценного религиозного культа станет открытие Храма Вооруженных Сил России в парке «Патриот», где подвиги солдат Красной Армии обрели религиозное значение и осмысление, а на Советский Союз надеты православные одежки. Синтез русской религии состоялся. Касательно же тюремных условий мне остается лишь подтвердить, что в какие бы споры и ссоры не вступали заключенные всех наций и вероисповеданий, железный консенсус достигается в теме Великой Отечественной, которая не поддается критике и перетолкованиям.

© ИТАР-ТАСС/ Валерий Шарифулин

Осмысленнная исламизация 

В противовес русской православной разобщенности находится мусульманская общность и организованность. К примеру, мусульманами из их среды выбирается заключенный, который в определенное время, начинает читать азан во весь голос на всю тюрьму, призывая мусульман на молитву. Такое ощущение, что находишься не в Москве, а где-то в Арабских Эмиратах. Только что попавшие за решетку представители «мусульманских народностей» сразу же подтягиваются в мусульманское сообщество, обучаясь молитве и открываясь для нового для них мира ислама.

Сами «понятия», по которым принято жить в тюрьме и тюремный быт исламизируются. Так, практически везде, среди заключенных запрещено, либо не очень приветствуется мыться в бане без нижнего белья, так как голое человеческое тело в исламе запрещено. Иногда на этот счет прямо говорится, что в камере мусульмане, поэтому моются все в белье, иногда же подводится более «блатное» обоснование.

Могут произойти и стычки из-за использования общей посуды или кухонных принадлежностей (ножа, например), которые касались свинины. Сами «понятия» начинают дополняться неким исламским «фоном», которым также при случае очень удобно вертеть в ту или иную сторону. Нередко сталкивался я в этом мире и с радикальными идеями, лично слышав от одного «внешне» блатного чеченца в автозаке проповедь о том, что Шамиль Басаев был герой и истинный шахид, а захват школы в Беслане — это все подстава ФСБ для очернения исламского сопротивления.

Стоит добавить, что ислам, как в тюрьме, так и для многих на воле, является утопической идеологией и чуть ли не большевизмом XXI века. Основная масса иммигрантов из Средней Азии является люмпен-пролетариатом, прозябающих на дне общества, в соответствующих условиях. Между ними налаживаются связи, консолидирующие сообщество и создающие что-то вроде диаспоры.

В этой среде созревают свои маленькие преступные группировки, к которым более чем применим термин «этническая преступность». Ко всей этой неудовлетворенности и криминалу и приспосабливается ислам с его мощной социальной политикой, ставкой на нищие и обездоленные слои и мечтой о грядущем Халифате — исламским аналогом «Золотого Века». Уж не знаю досконально, что говорится о грядущем Халифате в Коране, но от мусульман я слышал, что Халифат будет государством справедливости, где «не будет налогов, не будет богатых и бедных». Чем это не «зеленый коммунизм»?

Таково, увы, печальное положение нашего общества в духовно-религиозном плане, исходя из моего тюремного опыта. Незадолго до своей командировки в места невольные, мне попалось на глаза интервью известного «страдальца за правду» Максима Марцинкевича, где тот в нелестных тонах высказывался о вере и верующих, исходя из своего тюремного опыта.

После 1,5 лет собственной отсидки я стал лучше понимать его подобное отношение. Как бы печально сие не звучало, но бывали моменты, когда самый упертый атеист был мне, христианину, намного ближе и просто приятней по соседству, нежели вечно трындящие о Боге новоиспеченные верующие. Ведь, как говорится, лучше быть холодным, нежели теплым (Откр. 3:15−16).