Дзен
Телеграм
«Инородное тело» (Obce ciało)
Польша — Россия — Италия, реж. Кшиштоф Занусси, в ролях: Риккардо Леонелли, Агнешка Гроховска, Вероника Розати, Агата Бузек, Чулпан Хаматова, Виктория Дзинни, Михаил Ефремов.
Итальянец Анджело поступает на работу в корпорацию, участвующую в тендере на постройку линии электропередач из России в Польшу, где с электричеством напряжёнка: часто отключают. Новая начальница, Крис, сперва требует, чтобы он снял с руки чётки (то есть, отказался от религиозной символики), а затем, развратная, пытается его соблазнить. Но безуспешно: Анджело любит Касю и верит, что сможет отговорить её от монастыря.
Свежая работа европейского классика рекламируется как «мистическая драма», но мистики в привычном для нас её понимании тут никакой нет — разве что одно мамино «шестое чувство». Напротив, всё более чем реалистично. Но именно так, как и умеет Занусси, с привычным мастерством переплетающий события и лица в тугой клубок метафор, постепенно выводящих «обычную» драму на высокий уровень притчи.
Ориентированная на прогресс начальница, уверяющая, что испробовала в своей жизни всё и склоняющаяся в интимных пристрастиях к садо-мазо. Её приёмная престарелая мать, видная представительница былого коммунистического режима, некогда судившая «террористов», но ныне обвиняемая в гибели невиновных. Обеспокоенный звонок из Москвы с вопросом, не помешает ли грядущий процесс дочкиному бизнесу. Последующая поездка в Россию, где подписанию контракта предшествует взятка высокопоставленному партнёру. Наша тюрьма, в которой зэки всячески издеваются над сокамерниками («Давай ссы ему на рожу» — какая ж тут мистика?). Подруга-подчинённая, которую всегда можно грудью кинуть вперёд, позабыв при этом, что и она способна «подсидеть» при удобном случае…
И в одном ряду с ними — «инородное тело», мужчина с «ангельским» именем, готовый протянуть руку помощи первому встречному, не поддающийся на плотские соблазны и не предающий даже тех, кто уже предал его самого. Выдержит ли он посланные ему испытания? Сломает его порочный организм или отторгнет?.. Вопросы, здесь поставленные, рассчитаны на зрителя, привыкшего к размышлению.
На состоявшейся в среду московской премьере фильм лично представил автор — 75-летний Кшиштоф Занусси. Его фильмы не раз участвовали в крупнейших кинофестивалях, дважды получали в Каннах приз экуменического жюри и особо приветствовались в Венеции: «Императив» удостоился Особого приза жюри, а «Год спокойного солнца» в 1984-м — главного «Золотого льва». В 2000-м картина с запоминающимся и слегка провокационным заголовком «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем» победила в конкурсе ММКФ, а затем выиграла семь польских «Орлов», в том числе и как лучший фильм года. Нынешним же летом на кинофестивале «Зеркало» имени Андрея Тарковского прославленный режиссёр получил Специальный приз за выдающийся вклад в киноискусство.
Посмотрев новое творение мастера, Киноридус задал Кшиштофу Занусси несколько вопросов.
— Для начала разрешите поздравить вас с успехом польского кино на недавней церемонии вручения наград Европейской киноакадемии.
— Спасибо. Я сам был в воскресенье в Риге и очень рад за моего коллегу.
— Можно ли в связи с этим говорить о возрождении польского кино? Или оно всегда оставалось на одинаково высоком уровне, просто сейчас это отмечено особо?
— Я бы сказал, что второе ближе к правде. Польское кино живо — и сейчас у него есть своё продолжение. Но это не то что бы какой-то новый подвиг. Конечно, последние двадцать пять лет были довольно тяжёлым временем, но наше кино всё-таки было довольно успешно и никогда не теряло контакта с публикой. У нас всегда люди ходили на польское кино. И ругали его всегда, это у нас принято так в Польше — что о польском кино говорить надо только плохо. Но смотрят! А если смотрят — это уже хорошо.
— Легко заметить, что с «Идой» ваш фильм объединяют две общие линии: решение молодой женщины уйти в монастырь и тень коммунистического прошлого. Случайно ли это? Или это действительно те вопросы, которые по-прежнему волнуют Польшу?
— Они действительно нас глубоко волнуют. Несомненная схожесть наших картин объясняется в первую очередь тем, что мы с Павликовским взяли за модель, в качестве прототипа одной из героинь, одну и ту же прокуроршу коммунистического времени (уже покойную, она умерла в Великобритании). Я сам лично её знал. Вся Польша её знала, потому что она послала на смерть известного, не виноватого ни в чём генерала, но никогда потом не сказала: «Это была ошибка, я извиняюсь». Нет, она никогда не покаялась, утверждая, что в то время надо было сделать именно так. Это было для нас всех так больно, это так раздражало, так тяжело было с этим жить… Тут, понимаете, проблема не наказания, но хотя бы признания вины!.. И я думаю, что это оставляет дырку, которая проходит на новые поколения. Зло, которое не названо злом, возрождается в новой форме. Порой в совсем новой, в новой политике — а всё-таки рождается злом. Такая была моя мысль, и поэтому это здесь появилось.
А вот совпадение с монашкой — это скорее чуть-чуть случайно. Шесть лет назад я снял фильм «Внутренние голоса» по собственной пьесе, изначально предназначенной для театра. И главную роль — женщины в поисках Бога — там исполнила та же Агата Бузек, которая играет Касю и в новой картине. Так что эта линия — в каком-то роде продолжение той истории.
— Вера и безверие — один из центральных сюжетов не только вашего нового фильма…
— Да, эти вопросы важны не только для меня, но и для всего мира. Наша цивилизация, наша культура основаны на юдо-христианской традиции, от которой последние двести лет часть человечества пробует отойти, пытаясь построить общегуманитарную идеологию, не имеющую корней, на самом деле ни на чём не основанную. Конечно, если человечество придумает что-то другое — я буду на всё смотреть с вниманием. Но мне кажется, что без метафизики невозможно построить мировоззрение, поддерживающее ценности, которые выше индивидуальной жизни. Нельзя жить в мире, в котором не за что умирать.
— Кстати, ваш герой говорит, что есть две вечные вещи — человеческая подлость и глупость. Но всё ли это?
— Конечно, не всё, только и это тоже есть. Он говорит это в конкретный момент: не думайте, что всё так условно, зло есть зло — и оно остаётся тем же самым злом, подлость остаётся подлостью. Эти слова направлены против постмодернизма, когда говорят, что всё это условно.
— А на ваш взгляд, какие ещё существуют вечные вещи?
— Ну, прежде всего это идеализм. Способность человека (чем он отличается от животных) пожертвовать своей жизнью ради идеала. Ради спасения другого человека, ради любви. И в том есть огромная красота.
— «Инородное тело» подают как мистическую драму, хотя там нет никакой мистики. Насколько это справедливо?
— Проблема заключена в самом слове «мистика». Потому что в западном его понимании в фильме есть мистика, а в России значение этого слова дегенерировалось. Теперь оно у вас значит совсем что-то другое. Мистика — это отношения с супернатуральным, с Богом. Где Бог — там мистика. А в России теперь принято, что мистика — это фокус-покус и нечто, что совсем непонятно.
— Позволю себе вспомнить вашу картину «Брат нашего бога», снятую по пьесе драматурга Кароля Войтылы, позднее ставшего Папой Римским. А вот если бы новый Папа тоже был бы драматургом, вы бы рискнули экранизировать и его сочинения?
— Вы знаете, я это сделал по простой причине. Эта пьеса, созданная, когда её автору было 25−26 лет и прошедшая в ту пору незаметно, имела, по-моему, глубокие мысли, хотя как произведение искусства и была несовершенна. Но это была, скажем, защита его идей. Но я надеюсь, что мне уже не придётся ничего защищать, потому что всё-таки и с моей стороны это было определённое жертвоприношение.
— Одной из главных тем последних дней у нас в стране стало высказывание министра культуры о том, что он не будет финансировать фильмы на тему «Рашки-говняшки». И тут приезжаете вы, с картиной, где тоже есть немного этой «Рашки-говняшки», где герой, например, попадает в российскую тюрьму с её суровыми нравами…
— Ну, тюрьма — это вообще ерунда. Возьмите Америку — там нет картины, где тюрьма была бы показана красиво. Это только в Норвегии или Швейцарии может быть санаторий. Тюрьма — это часть реальной жизни, и Россия здесь ничем не отличается от других стран. Это СИЗО может так выглядеть — и выглядит. Хотя многое зависит от того, как понимать это слово; я в своём русско-польском словаре не нашёл ещё, что это: «говняшка». Но если взять, к примеру, Достоевского: ну, а он прошёл бы через этот критерий или бы не прошёл? Если бы оказалось, что и Достоевского тут нельзя пропустить, значит, это плохая формулировка.
— Одним из конкурентов «Иды», кстати, был «Левиафан» Андрея Звягинцева. Так можно сказать, что и он тоже — про «Рашку-говняшку».
— Нет, я совсем этого не вижу. Наоборот, я там даже не заметил мата, а заметил глубокую мысль о бессилии Слова, даже святого слова. Без поступков слово само по себе не победит. И это, по-моему, гениально показано. Я огромный поклонник этой картины, действительно считаю её гениальной. Правду скажу: я за неё голосовал.
— Спасибо. Но вот тот же наш министр культуры настаивает на том, чтобы российское кино было теперь предельно патриотичным. А ваш фильм с точки зрения Польши — это патриотическое кино? Учитывая, какая там злая героиня, какие показаны подводные нюансы…
— Льстить своей стране — это не патриотизм. Это просто конформизм. Любить свою страну (как любить и свою семью) — это значит её критиковать. Без самокритики ни одна нация не развила своей культуры. И «Дон Кихот» — это очень патриотичное произведение Сервантеса, хотя очень критичное для Испании. Я уж не говорю о Шекспире, как он показал Великобританию и монархию! Но это и был патриотизм на самом деле.
— А почему «Инородное тело» снято на английском языке?
— Это лишь частично, просто для реализма. Это лингва франка. Сейчас даже поляки с русскими в большинстве говорят по-английски, а уж итальянец с поляками тем более совершенно точно будет общаться на английском. Но между собой поляки в фильме говорят по-польски, английский появляется только в разговоре между представителями разных национальностей. Но я даже оставил субтитры для английской публики, так как говорят все они несовершенно, по-любительски, так, как многие говорят в обычной жизни, употребляя английский лишь для взаимопонимания. Хотя если моя героиня-полька знает итальянский, то в сцене с итальянцами она разговаривает по-итальянски.
— Ещё один вопрос о России: почему у вас электричество, а не газ?
— Чтобы не быть банальным. Газ тоже служит своего рода электричеством — это энергия. Эта корпорация «Open energy» занимается энергией вообще, той, что стоит и за газом, и за нефтью, и за углём. Всё во имя энергии.
— Ваш, наверное, самый знаменитый фильм имеет символичное название: «Год спокойного солнца». Как думаете, этот год для нас когда-нибудь наступит?
— Это всё происходит циклично. Но примеры прошлого показывают, что перед годом спокойного солнца — время беспокойного солнца, когда возникают войны. Так что следует быть очень осторожным с астрономическим циклом, потому что можно попасть на нехороший момент.
