Дзен
Телеграм
«Солнечный удар»
Россия, реж. Никита Михалков, в ролях: Мартиньш Калита (озвучивает Евгений Миронов), Виктория Соловьёва, Александр Мичков, Виталий Кищенко, Владимир Юматов, Мириам Сехон, Анастасия Имамова, Авангард Леонтьев, Наталья Суркова, Александр Адабашьян.
21-го ноября 1920-го года на юге России белые офицеры, поверив обещаниям Михаила Фрунзе о помиловании, сдают красным оружие и под охраной ждут эвакуации, развлекая себя уборкой военного мусора, катанием на роликовых коньках и созданием коллективного фотографического портрета. Один поручик между тем, более других обеспокоенный вопросом, как же всё до такого дошло, вспоминает лето 1907-го, когда поездка по Волге одарила его встречей с красивой незнакомкой — ради которой он на пару дней даже позабыл свою невесту, «золотой самородок».
Если отринуть всё и расценивать «Солнечный удар» исключительно как кино само по себе, то кино это хорошее. Было бы странно это не признать — особенно на фоне того кинематографического мусора, которым полон современный кинопрокат. Это красиво снятый фильм, не без ляпов, но грамотно поставленный, не без грехов, но верно смонтированный; артисты стараются. Он полон фирменных «михалковских штучек», которые удаются Михалкову, как никому более — когда определённые детали рассыпаны по всему полотну и звучат то там, то здесь, перекликаясь, перезваниваясь друг с другом, мастерскими штришками развиваясь и постепенно объединяясь; ручеёк к ручейку — получается Волга. Знакомый с творчеством режиссёра зритель разгадает половину этих «рифм» уже по первому слогу, но их всё равно заготовлено столько, что хватит даже на скептика. Порой автор увлекается фальшивыми красивостями вроде то развевающегося, то и вовсе улетающего платка, но в конце концов, это его право на Образ. Придумался такой — ну, значит, другой не придумался. Кино — опять же, само по себе — от этого не становится хуже.
Другое дело, что признанием определённого качества разговор об этом фильме ограничиться никак не может. В былые времена сказали бы, что «Солнечный удар» задуман автором как приглашение к диалогу. Но нынче вряд ли таковой возможен — благо нет никаких сомнений, что автор искренне убеждён в собственной правоте. Тем не менее, разговор напрашивается. Не о том, как фильм сделан, хорошо или плохо, а про что он. Вот с точки зрения истории вопросов к Михалкову масса. Что, кстати, лишний раз говорит о масштабе высказывания: про иной фильм и двух слов не скажешь, а тут начнёшь — и так просто не остановишься.
Когда несколько лет назад Михалков начал рассказывать, что намерен экранизировать «Солнечный удар» — это казалось почти что счастьем. Тут дело даже не в содержании рассказа, хватало знать главное о его объёме: это всего несколько страниц. А это очень заманчиво даже представить — как из нескольких страниц рождается полноценное кино. С учётом того, что Михалков, как ни крути, действительно настоящий художник, могло показаться, что наконец-то он возвращается в русло настоящего кинематографа. Где изображение просто в силу заданных условий будет преобладать над текстом, а «идейность» и вовсе растворится в самом что ни на есть «безыдейном» сюжете.
Второе казалось даже важнее: отношение к Михалкову давно уже не ограничивается его режиссёрскими талантами. Как Общественная Фигура Михалков, увы, затмевает самого себя как кинематографиста. Но одно дело, когда он учит, как жить, в миру — и совсем другое, когда на этом строятся его фильмы. Последнее уже утомляет. Поэтому казалось, что в «Солнечном ударе» он, наконец, отбросит всё напускное — и подарит нам просто Кино, кино в чистом виде.
Он зачем-то походил по свежему навозу среди телег, среди возов с огурцами, среди новых мисок и горшков, и бабы, сидевшие на земле, наперебой зазывали его, брали горшки в руки и стучали, звенели в них пальцами, показывая их добротность, мужики оглушали его, кричали ему: «Вот первый сорт огурчики, ваше благородие!» Все это было так глупо, нелепо, что он бежал с базара. Он пошел в собор, где пели уже громко, весело и решительно, с сознанием исполненного долга, потом долго шагал, кружил по маленькому, жаркому и запущенному садику на обрыве горы, над неоглядной светло-стальной ширью реки…Человек с воображением легко представит себе минимум пятнадцать минут, за которые герой, погружённый в раздумья, не произносит ни слова. Ох, как бы это мог сделать Михалков!.. Сейчас режиссёр не стесняется использовать имя покойного киноведа Владимира Дмитриева, который некогда обратил его внимание на этот рассказ. Но можно быть уверенным: Дмитриев предлагал Михалкову экранизировать именно рассказ. Заранее представляя, как классно тот решит этот пятнадцатиминутный бессловесный проход героя через базар к собору и потом к обрыву горы…
А Михалков, щедрая душа, припаял к этому ещё и «Окаянные дни». Когда об этом сообщили в первые дни съёмок, стало понятно: всё, пропала картина. Михалков снова взялся за «великое кино о великом» - упустив прекрасную возможность снять «маленький» фильм, этой «малостью» как раз и прекрасный.
Когда же у него появилась эта прискорбная тяга ко всему гигантскому?.. Похоже, что на «Сибирском цирюльнике», большом зрительском хите, более чем прохладно принятом критиками. Хотя ещё за несколько лет до него Михалков снял одну из лучших своих картин про то, как русская баба рожает в машине. Всего-то. 50 минут. А как сделано! С каким чувством!.. Простая история – мастерское воплощение. Не говоря уж про другие его «обычные» фильмы. Почему же на склоне лет режиссёр решил, что не может отныне снимать кино, в котором не научил бы, как жить, всю Россию?..
Многие СМИ доверчиво растиражировали красивую байку, как Михалков одиннадцать раз от руки переписывал бунинский рассказ (как будто Михалков это сам придумал; Соловьёв, например, тоже любит рассказывать, как переписывал Чехова – по тем же причинам: постичь, как рождалась такая вот красота; вполне вероятно, они на пару этот трюк и опробовали – хотя и не они одни этими глупостями баловались).
Однако сам фильм наглядно свидетельствует, что Михалков не только переписывал рассказ, но и заметно дополнял его там, где считал нужным, и заметно сокращал то, что казалось ему лишним. Ну, и «улучшал» то, до чего не дошли руки у автора. Узнать в фильме рассказ Бунина можно лишь отчасти.
Впрочем, и от «Окаянных дней» тут ничего не осталось. Вернее, здесь и нет вовсе никаких «Окаянных дней». Ну, вообще нет. За исключением пары деталей да схожих времени и места. От Бунина тут только атмосфера суровой эпохи. Всё прочее, кажется, всё же не совсем от него.
Но надо, конечно, очень хорошо знать Бунина, чтобы иметь право детально разбирать фильм, снятый «по мотивам» его произведений. «Неоконченная пьеса для механического пианино» некогда вобрала в себя «всего Чехова»; хочется верить, что и здесь спрятан «весь Бунин». Но при этом нельзя не заметить, что от заявленных двух вещей остались самые крохи.
С рассказом Михалков поступил так же, как Рязанов некогда с «Бесприданницей»: досочинил первый акт (Михалкову ли не помнить, как это было – в «Жестоком романсе» он сыграл самую знаковую свою роль). Признавая свой пробел в образовании, готов поверить на слово, что и комическая любвеобильная мамаша, и смешные девичьи «Триубы», и юморные сцены с табачком и погоней за улетевшим платком – это всё Бунин, только из других рассказов. Как и школьницы, просящие автограф у «Чехова», позабыв, что к 1907-му он три года уж как умер. Как и фокусник, всхлипывающий по пьяни: «Я как подумаю, так грустно за матушку-Россию делается». Наверняка это Бунин – потому что если вдруг нет, то возникнут вопросы, почему так грустит именно фокусник и почему именно после нескольких выпитых рюмок.
Однако как ни странно, первые полтора часа на экране смотрятся лучше, чем вторые. Когда Михалков принимается непосредственно за те лежащие в основе всего несколько страниц, фильм начинает тонуть ровно так же, как и «Титаник» - с которым то и дело возникают вполне определённые, пусть даже (возможно) и невольные ассоциации. Кстати, эти ассоциации - отдельная тема для размышлений. Старая Россия, некогда мирно катавшаяся по Волге на пароходе «Летучий», в конечном итоге окажется у Михалкова буквально на морском дне. Невозможно поверить, что наш мэтр не знает о существовании ленты с похожим развитием событий.
Но что значит «фильм тонет»?.. Тут требуются доказательства — и их следует брать из бунинского текста.
…И как только вошли и лакей затворил дверь, поручик так порывисто кинулся к ней и оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой.Вот где это в фильме?!. Нет, конечно, каждый художник имеет право на собственную интерпретацию, но когда режиссёра хватает только на голую попу, а любовный акт он целомудренно заменяет размеренным движением пароходного железа (ход, давно уже перешедший в сферу художественной порнографии) — не свидетельство ли это творческой, ммм, беспомощности?..
Но это, скажем так, дискуссионный момент. Однако когда герой разглядывает зачёркнутую фразу, а затем вслух вопрошает: «Что же здесь зачёркнуто?» — это уже из разряда тех непростительных режиссёрских ошибок, что рождаются в сомнении «а вдруг кто не поймёт». Точно также поручик сперва долго мается на почте, не зная имени и адреса незнакомки, а потом не выдерживает — и проговаривает суть нами увиденного сидящей за конторкой женщине. Зачем, зачем?.. У кого на поводу идёт Михалков, допуская подобное? У тех, кто привык ко всему разжёвывающей телевизионной жвачке?.. Неужто такой крупный режиссёр забыл, как ранее решал аналогичные эпизоды?..
Хотя горче всего то, что вместо того, чтобы дать герою провести день в одиночестве, Михалков добавляет к нему совершенно ненужного болтливого спутника, в котором только невнимательный зритель не угадает тотчас персонажа из другой части картины (чего уж совершенно точно не было у Бунина). Эта болтовня там, где ей вовсе не место, вконец очерняет то немногое, что удалось поймать режиссёру на пароходе. Неужто она была нужна только, чтобы объяснить случившуюся позже революцию тем, что российская молодёжь открыла для себя теорию Дарвина, сделав соответствующие и воистину ужасающие выводы: ведь если и «царь от обезьяны», то «это что ж получается?!.». Выходит, это школы были во всём виноваты? Как у Жванецкого консерватория?..
Вообще, истоки революции и последовавших за нею событий Михалковым совершенно не раскрыты. Он не стесняется повторять: «Как всё это случилось?» - но решительно не даёт никаких ответов. Хотя, казалось бы, раз придумана такая многозначительная цитата из «Броненосца «Потёмкина» (руками одного из персонажей режиссёр спускает детскую коляску по лестнице из 89 ступеней), так должно ответить: было червивое мясо матросам? Было?.. На фоне этого сопли про «Как всё случилось» - вопрос уже явно вторичный.
Примечательно также, как Михалков заявляет, но не отрабатывает тему рабского труда женщин. Это всего два кадра – показывающие, как бабы в городах мешки таскали. Всего два кадра на трёхчасовую картину. То есть, вроде бы они есть – но их как и нет. Если суть в том, что поручик проходит мимо, даже не придавая увиденному значения, - чему он удивляется, сдав оружие в 1920-м?.. Он был слеп, он не видел этого?..
Тут очень важно, какой знак ставить в конце восклицания «Какую страну загубили» - восклицательный или вопросительный.
Что страшнее: убитый солдатнёй павлин – или факт того, что подавляющему большинству жителей страны было не до павлинов? «Павлины, говоришь…» - вот как тут не вспомнить?..
И почему устами пылкого ротмистра здесь ставится количественное сравнение: «Сколько нас – сколько их», - но не даётся никакого внятного ответа, как так вышло, что несколько сот офицеров покорно сдались в плен паре десятке красноармейцев (в кадре больше не видно, а панорамы города столь компьютерно-условны, что в расчёт не принимаются).
«Окаянные дни» Бунина тоже вызывают этот вопрос: если они все были такие молодцы, то почему же не победили?! Вопрос этот не отступает всё время, пока читаешь книгу. Фильм Михалкова каким-то магическим образом выводит это недоумение за скобки. Даже притом, что стыдное поражение «белых» восторженно подчёркивается «красными» по меньшей мере дважды. Но что сделали эти пленные, чтобы спасти страну, которая сейчас на их глазах разваливается?.. И почему они, видя всё, что творится кругом, совсем не предчувствуют подготовленного им финала?.. Поневоле прочтёшь очки поручика как метафору охватившей всех близорукости; или линза, ставшая одним из важнейших образов ленты, символизирует собой нечто другое?..
Конечно, всегда можно сказать, что фильм не в силах охватить всего-всего. А зачем тогда было замахиваться?.. Какую Россию тогда потеряли эти герои? Ту, в какой можно было склеить на вечер симпатичную замужнюю тёлочку? Или ту, в которой отдыхающую замужнюю тёлочку и клеить-то было не надо: по Михалкову, героиня отдаётся страсти сама, без каких-либо шагов в этом направлении со стороны попутчика. Вот это ими потеряно?
И при всём обилии тем, вызывающих вопросы и размышления, картина в конечном итоге почему-то получается про то, как Михалкову (присутствующему на не раз показанной фотографии) наставили рога (это вывод из лирической линии) и как «судьбы русских офицеров решают мадьяр и жидовка» (констатация глобальной).
Любопытно в связи с этим, что единственную узнаваемую бунинскую цитату из «Окаянных дней» Михалков вкладывает в уста убийцы, хладнокровно задушившего того, кто искренне, по собственному заявлению, перешёл на советскую сторону. Убийца этот – настоящий патриот Отечества, как мы понимаем - ненавидит русскую литературу, обвиняя её во всём случившемся. Особенно сильно звучит это в фильме того Михалкова, что был воспитан, будем прямы, в семье не просто поэта, но автора советского гимна. А знаем ли мы другого Михалкова?..
Не тот ли, другой, снимал некогда прекрасные фильмы про стальных чекистов и революционно настроенных кинооператоров? С замечательно выписанными отрицательными «белыми», один из которых, самый яркий, плевал на страну, но не на манившее его золото. Задавался ли тот ротмистр этим каким-то ребяческим вопросом: «Как всё это случилось?..» А к кому, напомните, была обращена легендарная ныне фраза: «Господа! Господа, вы звери. Господа, вы будете прокляты своею страной»?.. Кого, кого именно проклинала страна вместе с Михалковым в далёком 1975-м?..
Михалков, повторюсь, всё-таки слишком большая Фигура, чтобы забывать про такого рода детали его славной творческой биографии. Не, ну понятно, времена изменились, позиция изменилась… Но гимн-то тот же самый – и лучшие фильмы мастера как крутились по ТВ несколько раз в год, так и крутятся. И когда здесь на финальных титрах (торжественно начинающихся логотипами спонсоров) он самолично запевает казацкое «Не для меня цветут сады» - волей-неволей, не вслушиваясь в слова трагичной песни, думается: да для вас, Никита Сергеевич, для вас.
Стоило ли это всего?.. Стоило ли той мечты киноведа Дмитриева о картине, которую мог бы снять тогда ещё молодой, но очевидно талантливый режиссёр?.. Парадоксально, но клип Димы Билана «Это была любовь» ближе к «Солнечному удару» Бунина, чем этот вот получившийся фильм Михалкова. Хотя Билан, вероятно, этого и не подозревает, а Михалкову и вовсе не обязательно знать. Да он и не поверит.