Дзен
Телеграм
«Молодость не мешает быть храбрым»
(«Война и мир». Лев Толстой.)
Боец ополчения Новороссии с позывным «Вандал» ушел на войну в 16 лет. Это было прошлой весной, когда группа Игоря Стрелкова выдвинулась из Крыма в Славянск. До середины лета «Вандал» выполнял боевые задачи и лечил раненых, а потом принял решение покинуть ряды ополчения.
Свое настоящее имя «Вандал» не афиширует, поскольку на Украине остались родственники, у которых могут возникнуть проблемы с радикалами и местными спецслужбами. Сейчас он готовиться вернуться обратно на Донбасс. «Ридус» пообщался с молодым воином перед его отъездом на передовую.
Как ты оказался на войне?
Как только произошел госпереворот, я посмотрел на все это и решил с другом уехать в Крым. Там у меня были знакомые, и я попал в группу к Игорю Ивановичу Стрелкову. Меня долго не хотели брать, 16 лет все-таки. Но я с детства занимался военно-спортивной подготовкой, сумел убедить.
Чем ты занимался в Крыму?
В Крыму ничего такого не было, просто ездили разоружали украинские воинские части и обеспечивали безопасность проведения референдума.
После этого мы уехали на Донбасс. В Славянск, там в первый же день начали захватывать стратегически важные здания: СБУ, Горсиполком, Горотдел, милицию и все остальные. Поначалу украинские военные против нас вообще никак не воевали, но потом пришлось обороняться.
Когда ты впервые побывал в бою?
Первый мой настоящий бой, когда по мне стреляли, когда я стрелял, прошел в середине апреля. Мы тогда выступили против ЧВК (частной-военной компании, - прим. ред.). Не знаю, откуда они были - из Америки или Европы, иностранные наемники, в общем. Нам было сказано устроить на них засаду.
Мы как группа обеспечения приехали чуть позже, когда бой уже шел. Тогда уничтожили пару автомобилей «Альфы». Они там тоже оказались.
Это было около Семеновки. В какой-то момент на нас выехал украинский БТР со срочниками, начал стрелять. Никуда не попал. Не знаю, специально или случайно. Мы вышли без потерь.
Потом мы заняли Семеновку, там я уже был одновременно бойцом и полевым медиком. Нас пытались штурмовать, каждый день шли обстрелы, каждый день были раненые.
Периодически с «Моторолой» ездили на «джихады». Так мы в шутку называли диверсии против укропов. Выезжала группа и «кошмарила» их. Вставали метров за четыреста от их позиций и отрабатывали из АГС, «Утесов», стрелкового оружия, подствольников. Но в основном мы обороняли Семеновку, которую стерли с лица земли украинские военные. Бомбили нас каждый день: минометы, гаубицы, потом «Грады» в ход пошли, танки, авиация.
Как тебя такого молодого воспринимали на передовой?
Пока я был в Крыму и не мог себя проявить, воспринимали несерьезно. Это естественно. А когда я побывал в боях, не испугался, вытаскивал раненых из-под огня, после этого не уважать меня причин не было. Я на Семеновский гарнизон был единственным медиком.
Сам как считаешь, в 16 лет не рано на войну?
Как сказать, у меня характер такой. Есть люди, живущие по стандартным правилам: отучиться, жениться, найти работу и жить до пенсии. А я человек идейный, и до войны в своем городе в душе чувствовал себя русским, хоть родился на Украине. Я не мог по-другому поступить. Не потому что мне пострелять хотелось, я понял, что война это ужас и лучше бы ее никогда не было. Просто, если нужно, мы должны там находиться. Я действовал по патриотическим убеждениям.
То есть, когда ты уезжал в Крым, о войне не помышлял?
Конечно, нет. Я просто не мог больше находиться в родном городе, где всем моим знакомым промыли мозги. Мне стало трудно с ними общаться, мы не могли найти общий язык, видеть все это я не хотел. Уехал туда, где чувствовал себя в кругу единомышленников.
А не было желания остаться в Крыму и не идти на войну? Ведь тебя же не под дулом пистолета в 16 лет туда погнали.
Когда я ехал в Крым, я не знал, что война будет. А когда мы попали в группу... У нас был командир, позывной «Ромашка», он погиб в Славянске, Царствие ему небесное. Он был человеком очень прямым. В Крыму он нам прямо сказал, что сейчас мы выступаем против украинских военных. Возможно, нас возьмут в плен, убьют, посадят. Что мы должны быть готовы к этому. Отказался только один, а мы решили, что никуда не уйдем. Нас пугали, что в Крыму будет жесть. Мы это понимали.
Единственное, чего я тогда боялся (потому что еще не понимал), что возможно придется стрелять в украинских военных, все-таки ребята наши. Потом все поменялось, война меняет.
Как изменилось твое отношение к украинским военным?
Даже не мое отношение поменялось, это их поведение поменялось. Еще до войны эти солдаты были готовы по приказу разогнать Майдан, а потом даже «срочники» пошли воевать против мирных людей. Человек - свободный, он может отказаться, слинять, убежать, даже сесть, но это лучше, чем вот так. Они сделали свой выбор. Война меняет людей. Они во всех этих преступлениях тоже виноваты, руки у них тоже в крови. Поэтому я к ним отношусь точно также как к идейным нацистам «Правым секторам» и всем остальным.
Перед отправкой на Донбасс нам сразу сказали, что мы будем воевать не вместе с Российской армией - «зелеными человечками» - а вместо нее. Ее там не будет. Нам сказали, что 30% группы может погибнуть. Мы это понимали и были готовы ехать. Ни денег, ни других благ нам не обещали, мы за идею поехали. Единственное, боялся, что меня туда не возьмут.
Как получил свой позывной «Вандал»?
Это было еще в Крыму. Взяли пленного, думали, что украинский диверсант. Он на машине был, и видеорегистратор заснял захват автомобиля. Мне сказали уничтожить информацию с этого устройства. Мне послышалось, что нужно сам видерегистратор уничтожить, я его прикладом и разбил. А потом выяснилось, что пленник оказался антимайдановцем, его отпустили, надо было и гаджет вернуть, а тот уже сломан. Пришлось 100 долларов нам ему отдать, а меня прозвали Вандалом.
Как давно ты в Москве и как здесь оказался?
Я в Славянске воевал, потом мы ушли в Донецк. Когда было необходимо, я выполнил боевую задачу, никуда не ушел. А в Донецке никаких задач не было, непорядок начался, поэтому я решил уехать. Примерно 12 июля я уехал в Россию, жил в Крыму. А когда сняли Игоря Ивановича с поста министра обороны ДНР, я даже не думал возвращаться. Когда это произошло очень многие уехали в Россию.
Какое-то время пожил в Крыму у друга из ополчения. Потом уехал в Ростов, работал медиком в реабилитационном центре. А после Ростова решил, что снова поеду в Новороссию, но через Москву, где у меня много друзей. Мы собрали группу, с которой скоро поедем обратно в Новороссию.
Как к тебе в России отнеслись простые люди? Не сталкивался с негативом, что, мол, воюешь с братьями-украинцами?
Я мнение о нашем братстве не разделяю. Что касается отношения, когда я начал ходить в форме и нашивках, стали подходить много людей со словами поддержки. Держитесь, говорят, там в Новороссии. Каждый день по три-пять человек обязательно подойдут.
За все время раз пять подходили «майданутые» или укропы, живущие в России, начинали втирать, что я не прав. Некоторые спокойно что-то пытались доказать. Была одна агрессивная девушка с украинской ленточкой на рюкзаке. На словах ее приструнил, хотя по-хорошему надо было ленточку сорвать. Но потом бы начали кричать, что вот в Москве избили девушку. Связываться не стал.
Насколько наши либеральные оппозиционеры похожи на участников Евромайдана?
Сравнивать российских оппозиционеров и укропов сложно. Думаю, что на украинский сценарий здесь ситуация не похожа. Там все было агрессивнее, и была больше поддержка извне, возможностей больше было. К счастью, у оппозиции в России возможностей мало.
Оппозиция вообще-то вещь здоровая и полезная для любой страны. Если она нормальная. А если она проплачена извне, если она прозападная и работает против твоей страны, такую оппозицию надо гнать в шею.