Последние внешнеполитические инициативы нового президента Франции заставили многих говорить о возвращении Франции в большую мировую политику после достаточно неубедительной пятилетки Франсуа Олланда. За четыре месяца Макрон успел отметиться на всех крупных международных саммитах и сделал ряд громких заявлений. В их числе — жесткая отповедь полякам на их игры в большую политику и нелицеприятная критика руководства ЕС и Евросоюза как такового. 

Призрак генерала де Голля

Складывается впечатление, что над Европой снова зазвучал раскатистый голос генерала де Голля, который мог позволить себе многое: не пускать англичан на общий европейский рынок, выходить из военной организации НАТО и публично фрондировать Вашингтону. Однако Макрон в этом отношении лишь отдаленно похож на своего великого предшественника.

Понятие величия нации традиционно играет особую роль во французской политической культуре. В этом отношении французы похожи на россиян. Их страна должна определять ситуацию на международной арене. Если это не так, то престиж власти, направляющей внешнюю политику, резко падает. 

Собственно, именно этим отчасти и объяснялось фиаско Олланда. При нем Париж фактически отказался от активной роли в мировых делах, встроившись в фарватер Берлина и Вашингтона. Это во многом объяснимо: политический вес страны уже не тот, что 50 или даже 20 лет назад. Франция не только не столь сильна экономически. Она разучилась вести за собой, выдвигать амбициозные проекты солидарного развития. Ее элиты давно взяли курс на интеграцию в глобальный мир.

Чего хотят французы?

Но французов подобное положение дел не устраивает. Не случайно одним из козырей Марин Ле Пен в ходе последней президентской кампании был лозунг возвращения Франции особого места в международной политике. Ее поездки в Москву и встречи с российским руководством, разгромная критика внешней политики Олланда, публичный антиамериканизм — все это не случайно. 

Такая риторика тешит самые потаенные чувства французского избирателя. Главный же жупел для него — это, безусловно, ЕС и евробюрократия. Не секрет, что Франция уже давно является одной из самых евроскептически настроенных стран Старого Света. Брюссель, лишивший Париж независимости во внешней политике, настолько непопулярен среди французов, что в ходе президентской кампании 2017 года его так или иначе пнул каждый из кандидатов на пост главы государства.

В этом свете понятно, почему Макрон столь ретиво взялся за международные дела. Ему необходимо срочно набрать вес, и для этого все средства хороши. Он ни минуты не колебался, приглашая Путина посетить Францию в июне этого года, несмотря на то, что, борясь за Елисейский дворец, делал явный акцент на антироссийской риторике. В этом же ключе следует рассматривать и активизацию Франции на украинском направлении. 

Имидж «сильного» президента

Недавний вояж Макрона по новым странам — членам ЕС явно имеет целью усилить здесь влияние Парижа, до сих пор практически дававшего Берлину свободу рук в Восточной Европе. Критика ЕС возвращает Францию в статус одного из инициаторов европейского проекта, имеющего полное право высказываться о его перспективах и предлагать варианты его трансформации.

При этом очевидно, что центр интересов Макрона как политика — отнюдь не на международной арене. Он «заточен» под внутриполитическую повестку. У него масса проблем, не имеющих хорошего решения, от громоздкой и расползающейся системы социального страхования и зашкаливающей безработицы до миграционного вопроса. 

Чтобы просто подступиться к ним, необходимо иметь определенный политический капитал. Макрон — по сути, новичок в большой политике. Его партия возникла фактически год назад. У него нет ни наработанной репутации, ни прочной политической основы, на которую он мог бы опираться, проводя реформы. Апелляция к внешнеполитической тематике в данном случае выступает в качестве попытки получить дополнительную легитимность, которую впоследствии можно будет потратить. Кроме того, Макрону важен имидж «сильного» президента. В этом смысле он гораздо больше похож на Николя Саркози, чем на Олланда.

Сработает ли это? Едва ли. Пример того же Саркози говорит о том, что внутренние противоречия во французском обществе слишком серьезны, чтобы их можно было смягчить путем создания «положительного» образа государства на мировой арене. Деголлевское «величие Франции» не имеет никакого отношения к современной стране, раздираемой целым рядом конфликтов и серьезно ослабевшей. Макрону предстоит узнать это на практике.

Александр Вершинин, к. и. н., эксперт Центра изучения кризисного общества. Специально для «Ридуса».