Страшно ехать, когда узнал, что вчера там погиб приятель. Ну, вроде не совсем там, успокаиваешь себя. Земля большая, ты в другое место едешь.

Страшно, когда тебе говорят: «Куда опять поперся, ну ладно, если убьют, хоть денег на тебя выдадут, а если инвалидом приедешь? Самоваром, без рук без ног? На какие шиши мы тебя кормить будем? И так денег нет! Сдадим вон в хоспис, и все!»

Ничего, не надо думать об этом. Не убьют. Нормально всё будет. И не ранят. Вон, рассказал боец, командиру обе руки оторвало, висели на лоскутах кожи, так пришили! Левая даже работает! Или вон, у Руслана батя стоял под Кременной, самая мясорубка, ранило — царапина на спине! Отправили в Питер в Кировку, лучший госпиталь военный, он там уже бегает — ничего важного не задело!

Страшно, когда читаешь в новостях: прилет в Донецке. Такая-то улица, фотки, стекла выбиты, тела лежат прикрытые. Ты такой: стоп, а я-то куда еду? Смотришь в «телеге» — так, Стас пишет: приезжай на Южный автовокзал, а там до располаги пять минут пешком. Да, та же улица. Дом соседний.

Ладно, ну это ж сегодня было, а ты приедешь только послезавтра. Тебя ж не было там во время прилета? Ты дома был. Ну и все, чего дрожать-то. Не будут же они рядом долбить.

Страшно, когда говорят: ты перед отъездом-то напиши завещание. Не ровен час задвухсотят тебя, родственнички съедутся квартиру делить. Лучше на берегу определись, кому отпишешь. Ну что, а может, и правда, не повредит завещание. Они же это не со зла говорят. Переживают.

Страшно, когда на призывном пункте вас строят, а все твои новые товарищи смотрят туда, за забор. Их пришли провожать жены, дети, родители, машут руками, кричат имена. А ты один. Никто не провожает. И встречать никто не будет. Ну так может, это и к лучшему? Если по частям привезут, то и горевать никто не будет.

Страшно, когда понимаешь, что никому ты и не нужен оказался, кроме Родины. А она, родненькая, всегда тебя любила, могучей любовью, бескрайней, незримой, как сама жизнь.

Да что, что ты! Сам приедешь, веселый, гордый, заросший и усталый. Сам — походкою бодрою на обеих ногах! Как это никто не встретит? Город встретит, в котором вырос, в котором каждый камушек знаешь! Солнце серое тебя встретит, пусть и за тучами, родная раскисень под ногами, снег с грязью, серое небо, серые дома — жизнь! Наша жизнь, твоя, и только твоя! Оставь этих птичек и цветочки молодым, нам с тобой жить среди родных серых просторов от горизонта до горизонта! Ради солнышек для наших детей мы месим эту стылую грязь!

Поддевай под штаны термуху потеплее, цепляй на задницу сидушку потолще, натягивай шапку на уши — береги силу, береги здоровье, нам еще детей рожать! Не боись! Прорвемся!

Понимаю, друг, понимаю, родной, страшно ехать. Мне и самому страшно. Да, скажут, другие там вообще живут, из окопов не вылезают, но что нам то до них, других! Своя жизнь у нас, моя, прожитая честно и долго, каждую секундочку, начиная от первого крика в роддоме, такая своя, такая привычная, и так не хочется и закончить ее нежданным, нежеланным криком! Не сейчас, не сейчас хотя бы!

Господи, Господи, я исправлюсь, ну хочешь — курить брошу, пить даже брошу, ну по праздникам только! Иногда! Да совсем брошу, только оставь мне жизнь, дай еще пожить! Страшно! Как же другие-то виду не подают? Вон едет полный автобус до Донецка — ни одного мужика, бабы и дети, никто не трясется, я один на месте ворочаюсь, смотрю в телефон: не бомбят ли гражданские автобусы? Бомбят. Но только не мой, только не этот, Господи!

Да ладно, что ты. Уже и все. КПП Успенку проехали, в очереди отстояли, Амвросиевку проехали, дальше едем! Уже и Иловайск, уже и Харцызск, и Макеевка, и все, вот табличка — в Донецк въехали. Спрашиваешь — а до Южного автовокзала скоро?

Двадцать минут.

Связи нет, симку «Феникс» потом подгонят. Там и встретят на вокзале — дальше поедем.

Ну как, страшно?

Вроде уже и нет.

Вот и я про то же. Порастерялся страх на границе.

Все хорошо будет. Не бойся.

Совсем не страшно.