В этом тексте ни одного слова не будет моего. Это рассказ священника. Он так и приступил к своему повествованию: «Сейчас вы услышите рассказ кладбищенского попа…»

И интонация, с которой это было сказано, намекала на то, что рассказ будет очень страшный.

Впрочем, вот он. Я слушаю свою сегодняшнюю запись — конечно, записала, а как же, не каждый день такое услышишь! — и дословно, с небольшими сокращениями, воспроизвожу.

— А ведь все сначала было как обычно. Покойник никаких знаков не подавал. Вот все, как всегда. Из живых, кроме меня, в тот день в церкви были двое — сын покойного и жена сына.

Да, так бывает. Не часто, но бывает. Мало людей. А бывает, что и много набежит, а быстро попрощаются и — на улицу, к оградке — покурить. И вот я один тяну «вечную память». Единственный, понимаете, как бы родственник этому несчастному человеку, больше он никому и не нужен. Хотя отпевание-то для родственников!

А у кладбищенского попа, знаете ли, своё уже отношение к этим делам. Вот бывает, что ты поешь и тебе родственники подпевают … и прям такое чувство, эх. И слезы на глазах.

Да подожди ты, не перебивай! Слушай, сейчас до дела дойду! Так вот придут в храм те, кому ничего не надо. Ни я, ни мои молитвы. И вот поп кладбищенский эти моменты особо остро чувствует, да.

А тут двое родных, не уходят, молодцы, рядом, покойник в гробу, как ему и положено. Привычное дело. Казалось бы, ничего не предвещало. Вот ничего.

Покойник в костюме, галстуке, спокойно так лежит. Ни-че-го подозрительного!

Сын этот к покойнику: «Папа, дорогой…»

А я облачаться в алтарь пошёл. Вот вы сейчас можете смеяться надо мной, а я бы на вас посмотрел, что бы с вами было на моем месте. Для меня это отпевание прям неким откровением было! Да, я чаю воскресения мертвых, но так его увидеть?!

Пошёл я в алтарь облачаться. Закрываю дверцу: «Господи, помилуй. Господи, помилуй!»

Все, приготовился. Открываю я северные врата, а храмик у нас небольшой такой.

Вы ж видели его?

И сразу краем глаза замечаю: что-то в храме не так! Очень не так! Совсем не так!

Это прям такое озарение было.

Что не так?! Что случилось?!

Я быстро перевожу глаза в центр храма, где гроб стоит, и вижу, что покойник поднял обе руки к небу.

Взывает, протестует, недоволен… мной?! А ведь когда приехал, он спокойный был, никаких претензий не предъявлял.

В голове пронеслось: а может, сейчас уже то время, когда на всей земле произошло, как и обещано было, воскресение мертвых, и мой покойник со всеми тоже ожил?! А я все алтаре пропустил!

Не перебивай, послушай! Я тебе говорю, уж поверь кладбищенскому попу, это был до этого самый спокойный покойник, которого я видел! Нормально он до этого лежал, как в строю, — руки по швам! И я сразу подумал: это какой-то протест, он хочет мне что-то сказать! Типа: «Я живой, аллилуйя, Господь с нами!» 

Неужели ангелы уже вострубили, а я где-то не услышал?! Каждый из нас ждёт воскресения мертвых, а я прохлопал! А тут у меня один уже воскрес.

Неимоверной силой воли я заставил себя шагнуть в эту пропасть — подойти к живому покойнику. Я спустился с аналоя, стараясь держать лицо, но мне было так страшно, так страшно. Мы трое и этот… с руками…

Потом, через несколько страшных секунд, стало все ясно. Пока я был в алтаре, близкий человек, сын, решил сложить руки отца на груди, как положено. Они же у него по швам были.

Вот освобождённые окоченевшие руки и устремились прямо к небу. И скажу вам честно: никогда ещё кладбищенский поп не видел протестующих покойников! Вот вам сейчас смешно, а я тогда реально напугался.

Я такой из алтаря — а он руки таращит, взывает к небу! Так-то.

Ещё, правда, была одна история…