В фойе Общественной палаты на корточках сидит Лёня — маленький мальчик со взрослыми глазами, — хрустит сушеной картошкой из пакета и смотрит на большой экран. Там одна за другой появляются фотографии: вот у разбомбленной белой хаты лежит искореженное взрывом тело женщины; обугленная голова мужчины; вот на обочине накрытый с головой покрывалом человек; над маленьким гробиком склонилась рыдающая мать; вот в покрывале из-под завалов выносят мертвеца; штабелями лежат тела бойцов в камуфляже… трупы, трупы, трупы. Все это Леня уже видел живьем, там, в превращенном в руины родном Славянске, откуда его вывезли мама, бабушка и прабабушка.

В фойе Общественной палаты на корточках сидит Лёня — маленький мальчик со взрослыми глазами, — хрустит сушеной картошкой из пакета и смотрит на большой экран. Там одна за другой появляются фотографии: вот у разбомбленной белой хаты лежит искореженное взрывом тело женщины; обугленная голова мужчины; вот на обочине накрытый с головой покрывалом человек; над маленьким гробиком склонилась рыдающая мать; вот в покрывале из-под завалов выносят мертвеца; штабелями лежат тела бойцов в камуфляже… трупы, трупы, трупы. Все это Леня уже видел живьем, там, в превращенном в руины родном Славянске, откуда его вывезли мама, бабушка и прабабушка.