Дзен
Телеграм
Художник и эксперт в мире субкультурных стилей Миша Бастер, создатель яркого проекта «Хулиганы 80», стал в своё время не только свидетелем и активным участником, но и в какой-то степени зачинателем контркультурного движения в перестроечном Союзе. Начатый им уже почти 10-летие назад фото-проект, вскоре перерос в серию успешных выставок, а главное — в постоянно пополняемый нучно-популярный литературный цикл, посвященный истории неформальной моды.
Так недавно вышел в свет новый труд Бастера — «Типа панки. Опыты индивидуализма и неподчинения в СССР». «Ридус» пообщался с исследователем молодежных субкультур о том, почему не хотят и не могут меняться соотечественники; в какой точке пересекается прошлое и настоящее и — о круговороте в мире мод и стилей.
«Ридус»: Михаил, чем нынешний книжный релиз «Типа панки» отличается по фромату и структуре от предыдущих трудов, которые выходили под твоей редакцией, составителем которых ты был? Речь о тех же «Хулиганах-80», «Хардкоре» и так далее…
Миша Бастер: Была еще и «Перестройка моды», которую я собрался готовить к переизданию, именно из-за того, что эксперименты со структурированием и работой с тематическими текстами, которых набралось уже более 65 интервью, подошли к концу. В сборнике «Хулиганы-80» всё строилось в формате застольных бесед. В печатной версии «Перестройки» я впервые написал больше 40 страниц авторского текста, однако не смог отказаться от и сборника интервью, который в эту работу интегрирован в сильно урезанном виде.
Ну, а в сегодняшнем релизе — абсолютно осознанное авторское изложение с осмыслением исторических реалий в канве анархо-индивидуализма. Эдакий науч-поп-арт, охватывающий весь ХХ век и период становления тинейджерских субкультур, с эпилогом, представляющим собой конечный анализ препарированного и так, и эдак панк-движа, и всё это строго рамках временного отрезка ограниченного временами СССР.
«Ридус»: Та действительность, которой мы все оказались после 24.02.22, в частности, складывающиеся сейчас взаимоотношения государства, общества в широком его разрезе — и неформальной молодежи — очень начинают в некоторых моментах напоминать те времена, которые описываются в твоих трудах — 80-е то есть. Здесь и активизацию разного рода гопоты можно отметить, и запреты концертов, и иные формы «охоты на ведьм».
Еще какие-то пересечения с теми временами можно заметить?
Может ли современная Россия стать в итоге «страной с тоталитарным режимом и дефицитом модных вещей»?
Миша Бастер: Вероятно мы крейсерским ходом направляется именно в эту точку. Насколько современное руководство страны сделало выводы из плачевных историй СССР, я не знаю. По моим ощущениям — не сделало никаких. При этом в экономическим плане условия для выживания в режиме «железного занавеса» сейчас гораздо хуже, чем когда он опустился после фултонской речи Черчилля в 1964 году. Уже и блока Варшавского договора нет, и даже Средняя Азия повязана с другими партнерами и клиентами. Я уделил в новой книжке целый специальный раздел, посвященный проблемам изучения социально-правовых отношений, но и не только там перечислил статьи ответственности за трансляцию отличных от законопослушного большинства и идей, и про изменчивое отношение к неформалам со стороны населения.
По мне, так мы сейчас в исторической точке, очень похожей на годы сворачивания НЭПа, то есть, в конце 1920-х, когда людям после революции дали отдохнуть и нарастить жирок. В те времена еще работали тресты, ввозились импортные вещи и оборудование, печаталась в немалых количествах литература, ну, а вскоре ситуация заморозилась так, что и в 80-х не смогла разморозиться вместе с тогдашними кооперативами и совместными (с иностранцами) предприятиями.
Пересечений, исторических параллелей много. Начиная с резкого повышения цен, лопнувшего пузыря «зоны комфорта» и разочарования советским руководством. Схожесть есть и в госриторике.
Так называемый «Закон о фейках» неудивительно напоминает старую добрую 190-ю. статью УК РСФСР «о клеветнических измышлениях, порочащих советский строй», которую легко могли пришить даже к каким-то весьма безобидным проступкам граждан. Правда, сегодняшние санкции, получаемые наказанными сроки за все свои вольнодумства или даже репост цитат из зарубежных СМИ, они сильно удручают своей оригинальностью. Кого и как может перевоспитать тюремный срок в 20 лет? Не вижу в этом ничего, кроме демонстрации силы и принуждения. Но может быть — это просто проблемы моей «оптики»?
«Ридус»: Есть ли в таком случае сегодня в нашей стране сейчас хоть место для рассвета новых смелых субкультур и экспериментов с музыкой, модой и искусством?
Миша Бастер: Возможно я слишком наивен, но я верю в то, что субкультурам и экспериментам всегда есть место. Даже в крайне некомфортной исторической ситуации; даже на периферии мировой культуры. Более того, именно в подобных условиях этому всему и надо бы возникать, подобно лабораторным опытам. Но конечно удручает, что там всё будет опять, как во времена Союза, клепаться на коленке, под толстым слоем «кэжуала» и «стритвира» хипповско-комсомольских «самоорганизаций». Просто за качество реализации душа болит, потому что собственные производственные мощности развиты минимально, да и потребительские потуги наверняка будут удушены экономически административным путем. Вспомним, как некоторое время назад рухнула идея хипстерских кластеров, и всё — из-за запрета на рекламу сигарет и алкоголя, в то время как это — неотъемлемая часть молодежного кутежа и драйва. Я тут про то, что проблем и без этого хватает, и лично мне — совсем не очевидно, что они уменьшились из-за введения запретов и ограничений.
«Ридус»: В чём заключается главное отличие между российским (советским) — и западным панком — как в музыке, так и в моде, и стиле жизни.
Миша Бастер: Очень сложный и сложносочиненный вопрос, объёмом с изданную книгу. Но я бы свел ответ к тому, что озвучил выше.
У нас тут огромные сложности в качественной реализации идей, которые все-таки есть, а некоторые из них вполне самобытны и оригинальны.
Из кардинальных различий отмечу нежелание и неспособность вписываться в индустрию и медиа, рубиться в концертных турах, ответственно относиться к своим локальным культурам. С солидарностью тоже не все в порядке, причем, это всё — даже не на уровне панк-сообщества, а на уровне рок-культуры. Большинство рок-музыкантов в мире стоят на позициях, оппозиционных истеблишменту и госбюрократии; очень много осознанных пацифистов и противников саморазрушения. Тут с этим не так.
Конечно, с точки зрения какого-нибудь «говнарика» из 90-х, сложившаяся сегодня «невписанность» панка в музиндустрию — скорее плюс чем минус. Но по мне так, даже, в рамках этой самой «невписанности» можно создавать реально работающую локальную культуру с независимым продакшном. Американский коллектив NOFX — отличный пример DIY-движа; однако «трушные говнарики» занесли «Толстяка» и его команду в разряд поп-панка, так как успешность в их вселенной не состыкуется с их плачевным аутсайдерским состоянием и сознанием. Конечно удобнее сидеть на попе и критиковать. Но это всё — то самое, что породило термин hippy hate еще в 1970-х.
«Ридус»: В российской истории только три группы собирали стадионы и претендовали на всенародную любовь: «Кино», «Ласковый Май» и «Король и Шут». Ну, а недавно вышедший сериал про КиШ — так и вовсе вывел всенародное почитание Горшка на новый уровень; теперь уже и современные тинейджеры крутят в плеерах на репите «Камнем по голове»… с чем связан этот феномен?
Миша Бастер: Я думаю — таких исполнителей побольше, но ОК. Про КиШ мне сложно судить, поскольку я не следил за развитием группы, но в целом есть такое слово «народность».
Хотя тут скорее больше подходит — «дворовость». Легко воспроизводимые песни с фольклорной и бытовой лирикой — этот то, что мы знаем, как шансон, а иногда и частушки, если проводить параллели с рэпом. У всего этого запросто могут быть припанкованные «грязные» тексты и такие же грязные аранжировки музычки, просто потому что это не требует виртуозной техники игры на инструментах. И трогательное соло на скрипочке или гитаре имеет свое значение, но не такое как кабацком романсе. Ритм и простота, и возможность подпевать, будь то публика в пабе, или ковбои на привале.
Вот где-то между этими градусами музыкального компаса и формировался не только фолк-панк, но и в целом русский рок. Сколько себя помню, но мощного техничного рубилова в местной панк-сцене не было и в 90-х. Такого типа как Exploited, M.D.C., Ministry, D.R.Y. Поэтому группам типа КиШ, изначальными фанатами которой были «толчки» толкиенисты (а потом уже и алисо-киноманы в простонародье именуемые «говнорями»), было попроще в плане ниши и конкуренции, тем более, что все они были первыми, кто лишил меломанской девственности непуганого фолк-панком (типа bluegrass, cawpunk, celtic punk) постсоветского подростка.
Ну, а потом тинейджеры подросли — и во многом именно в этом и лежат корни всенародности. Сладкие грезы о юности — первый пакет с клеем «Момент», первый заблеванный туалет в Доме Культуры, первый обоссаный подьезд с баклашками пива, первый подвальный секс…
Таким образом прям какого-то феномена я тут не вижу. Например, «говнари» в какой-то момент, устроившиеся в глянцевые издания и медиа, сразу притащили за собой припанкованную авторскую песню хиппана Егора Летова, которого пихал в панк 80-х его старший брат.
Что это — какие-то неоплаченные говнарские-дворово-студенческие долги, или они таким образом подчеркивают свою «непопсовость» — это пусть врачи разбираются. Но «сибироцентричность» говнопанка 90-х идеально зашла в пропитую хипстерскую тусовочку периода «нулевых». Вся эта синь, хтонь и заумь, с огромными претензиями и низким качеством звучания. Тут вроде все предельно прозрачно, ну и повод отметить пункт, что со второй половины 90-х припанкованность коснулась и среды околофутбола, как реакция на формирование панк-сцены в исполнении «интеллектуалов», которых честнее называть припанкованными хиппи. Между тем отечественная хардкор сцена XXI века тоже формировалась в пику говнарикам.
Я, впрочем, никого не осуждаю, считаю что пусть все цветы цветут. Ни в панк-эстраде не вижу ничего плохого, ни в поп-панке, ни в косплее хардкора. Если кто-то качественно и эстетически распространяет панк-патетику, или ищет края доступного и дозволенного в музыке, я — последний, кто стал бы это дело осуждать. Просто я пытаюсь обрисовать механизм маргинальных переплетений и выплесков грязной музыки в «сытые путинские времена». Ну и почему «воцерковление» вряд ли коснется таких групп, как «Тупые», «Народное ополчение», «Путти», «Чудо-Юдо», «Оргазм Нострадамуса», концерты которых в свое время тоже собирали регулярные аншлаги. Они — не народны, они — субкультурны.
Кстати, к слову сказать, КиШ сегодня — не только сериал, но и целый спектр маркетинговых решений и культурных явлений. Так вот 27 апреля на Винзаводе в Москве, а рамках проходящей уже почти месяц выставки «Панк-культура. Король и Шут» состоится встреча со мной, как куратором секции «1980-90».
Купившие «Типа панков» при предъявлении книги смогут попасть в этот день на выставку бесплатно, причем, не только сами, но и позвать кого-то с собой.
«Ридус»: На Западе, кстати, нет понятия «тру панк». В России же на почве этих споров даже возникла целая серия анекдотов о «настоящих панках» и тех, кого так можно звать. С чем это связано?
Миша Бастер: Ну почему же нет? Есть такие термины, как «позер» и «эстет»; в XXI веке появились такие слова, как nerd-punk и punky (сейчас — «припанкованный», а ранее во времена СССР — «пункер»)…
Это всё нормально. Саморевизия и самокритика. Особенно после того, как в Британии панк-рок стал некогда модным брендом не только для малоимущих, но и для состоятельных. При этои английский панк стал еще и частью туристической индустрии, размножаясь в открытках, плакатах и журналах. Речь о периоде 1979–1981 годов, когда группа Crass озвучила тезис, что punk is dead. И после этого началась новая волна «уличного панка» под лозунгом лидера The Exploited Уотти — punk not dead.
Америка же, или, например, Япония (где культивировалось позерство, которое считалось нормой даже для самых «тру») — вообще прошли мимо таких разборок в силу местных особенностей. Просто до середины 90-х там не было своего панк-комсомола который занимался бы моральной инквизицией сцен и улиц.
Некогда музыкальный критик Гарри Бушелл ввел вполне удобный термин «панк-патетика» для музыкантов развивающихся в канве панк-рока, но не имеющих отношения к стрит панку и локальным субкультурам. Это был период когда oi-сцену разорвали надвое политиканы, активно агитировавшие маргинальную молодежь — сначала троцкисты, потом нацисты, поочередно проводившие гиги против расизма и коммунизма. Нужно ли пояснять, что проблемы не были решены, а только усугубились? Цинично рассуждая, «леваки» своей активностью помогли появлению целого направления в субкультурной музыке — RAC, а затем хейткор.
Ну, а с чем это всё связано? Наверное, с искусственным долголетием субкультур, которые развиваются вспышками и ривайвелами, впрочем, так и вся остальная культура развивается. По спирали. Когда активная фаза проходит, часть участников — или падают жертвами событий, или идут в своем творчестве дальше. Но есть и осадок, чаще всего — это безынициативные или хитрожопые, которые все время в стороне, но как бы при делах и всех и всё знают. В какой-то момент таких «знатоков» в Британии назвали hippie, иронично подкалывая по поводу их экзистенциальных знаний и «втемности» на манер хипстеров-пачуко. Ну и так уж получилось, возможно, просто совпадение, но деление на «олдовых» и «пионеров» стало порождением системы «хиппи», которая по своему копировала систему советскую. И в итоге стала подобием комсомола, где пожилые начали устраивать дедовщину, обозначая новые поколения хиппи «пионерами» и чуть ли не обязуя их к вступительным экзаменам.
В Ленинграде, где жестких границ между неформалами не было, это всё «калькировалось» в купчинской компании, которой верховодил Андрей Панов (Свинья), который ввел какие-то обряды посвящения в «панки» и тому подобное, что подслушал у своего практически наставника Евгения Юфита. Последний в свое время разложил субкультуру битников на образы и фазы и монтировал из этого свои некрореалистические фильмы. Когда это новшество докатилось до столицы, оно было встречено потоком желчного стеба, но, как мне кажется, не только в Москве. Ну просто лишняя театрализация для тех, кто и так превращает все вокруг в циничный балаган, а подколы в стиле «говно не ел — не панк», всегда возвращался бумерангом, ведь в стране отбросов и говноедов — это никакой не показатель.
В общем, могу резюмировать, что если чем и хороши 80-е и панк-среда того периода, в частности, то только тем, что пресекли и по возможности разрушали традиции армейские и комсомольские, которые активно проявлялись в среде откосивших от армии и социальных идиотов, в греческом понимании этого термина.
«Ридус»: Нигилизм и гедонизм. Джон Ингэм и Джон Сэвэйдж, например, сравнивали панк-рок с веймарским декадансом. В советской-российской традиции панка есть ли проявления вольницы двадцатых, или декаданса серебряного века?
Миша Бастер: Тут всё сложнее, так как дефиниций «панка» существует около десятка, и они все, как социальный клей, проникли, измазали и склеили очень разное, причем, на самых разных этажах социума.
Однако всё то, что ты выше озвучил — больше про пост-панк и арт панк. В 80-х прекрасно представленный декаденс — это ленинградский «Аукцыон» и московские «Тупые». Ну, а в 90-х сформировался целый пласт эстетского гаража, постпанка, нойза…
Да и в XXI веке декадентская сцена существовала. Просто в каждом периоде панк-рок-сцена была привязана к социальным изменениям в стране и револьту в культуре. Теперь же она сильно просела в сторону провинциальности, но даже и в этом есть свои плюсы.
Тем не менее начало 90-х, время, когда государство отстало от граждан, совсем мне не напоминают декаденс ни веймарский ни непмановский, это какие-то очень новые ощущения близкие к тому о чем мечтали романтики-анархисты начала 20-го века. А вот то, что начало ползти в нашу жизнь, начиная где-то с 2006 года, да, очень похоже. Но даже тут умудрились косплей хипстерский превратить в комсомол. Такой, не антифашистский 1950-х, а непманский, с его «долой стыд», претензиями к церкви и семье, и прочими химическими реакциями нацеленными на сегрегацию и потреблению экзистенциальных знаний в виде зазубривания 22 томов ВИЛенина и цитат вождей.
«Ридус»: Первая волна панк-рока послужила массовому возрождению фанзинов в западной культуре, причём в британской традиции для их описания использовался советский термин: «The production and self-distribution of fanzines gave them a samizdat quality that appealed to those who saw in punk a seditious spirit. They were ‘underground’ and reported from beneath the media radar» (отрывок лекции из курса «The history of punk 1976-1979». Были ли подобные издания в СССР? Есть ли ещё неочивидные связи панк-культуры с СССР/Россией?
Миша Бастер: Надо просто иметь в виду, что многие тренды родились не в Британии, но благодаря именно ей, стали модными. Фанзины и боевые листки издавались, на самом деле, во многих локальных сообществах. Я встречал например армейские антикварные, которые недвусмысленно намекали, что фанзины скорее произошли от армейских «боевых листков», чем от девичьего скрепбука, который в во времена Союза назывался «девичник» или «девичья тетрадь» и имел дореволюционное происхождение.
Про самиздат в книге «Типа панки» есть отдельная глава, пересказывать не буду, и скажу лишь, что самим панкам это было не очень интересно, и эту лакуну самиздатов заполняли прихиппованые неформалы и их меломанская и мифотворческая продукция, нацеленная на студенчество. Ну и рок-клубы, где функционировали группы которые можно было подать как панк. Ну, а связи, они были и очевидные и неочевидные.
Очевидные — в том, что на начальном этапе поклонники стиля пытались держаться общих кодов и аттитюда, но вскоре проявлялся местный колорит. Ну и опять же панк — он во многом держится не на униформировании и правилах, а на поиске краев в процессе нарушения этих правил, в смешении жанров и смыслов.
Так то, в глобальном смысле, все маргиналии имеют много общего, как и маргиналы, но всегда есть и локальные летописи. Тут местные истории развивались не так, как в мире капитала, а в ситуации разочарования социализмом в советской версии, и отсюда, собственно, и черпались идеи для местного аттитюда.
Помню, как в «нулевых» разочаровал немецких социологов, которые как правило были «новыми леваками» и ожидали услышать про местный панк что-то качественно в канве советского социолизма. Но увы. Я мог им объяснить только ключевое. Что тут ближе был анархо-капитализм и индивидуализм, чем троцкизм и прочее левачество, столь популярное в среде зарубежных «панк-интеллектуалов».
Объяснять остальное иностранным журналистам — было делом не менее сложным.
Например то, что СССР — страна победившего панк-пролетариата. А в стране реальных пролетарских панков без особых надежд на светлое будущее и сменяемость элит, настоящим панк-эстетам — называться «панками» — было как-то не с руки. Отчего и родился термин «типа панки», нечто большее чем «припанкованный» пункер, но и не такое, как «настоящий» пролетарский панк, у которого была своя оптика (подвальный секс, дворовый мордобой, токсикомания и мелкий криминал), своя мода (телогрейки, ушанки, петушки, керза), и «панк-профессионалы» тролили «панков по жизни» в том числе десакрализируя смешную и кривую советскую моду и уголовные скрепы к которым тяготела страна. В которой, как говорили тогда, половина сидела, а вторая половина первую охраняла.
Теперь наша страна опять двигается в этом же направлении, упраздняя всё, что было «посередине» и вместе с этим всех, кто склонен происходящее вокруг воспринимать скептически и сигнализировать наверх критикой.