Дзен
Телеграм
Веселые узбеки гоняли босиком полуспущенный мяч в весенней грязи.
Закатав по колено штаны от казенной робы — гачи, они гурьбой носились туда-сюда от ворот к воротам, беззлобно толкались, галдели на им одной понятной тарабарщине и, позабыв о тюремных сроках, мечтали лишь об одном: затолкать облепленный глиной мяч в кривые ворота и обрести пусть секундную, но славу.
Им не мешал ни канализационный люк на бетонном возвышении посреди футбольного поля, ни лужи мочи рядом с воротами, что натекли из оттаявшего уличного туалета. Прервать их беззаботное веселье могла лишь дневная перекличка, что в положенные по распорядку дня часы и произошло. Чумазая азиатчина разошлась по баракам приводить себя в порядок, чтобы после проверки устроить матч-реванш уже до самого отбоя.
Как и грязно-болотная жидкость в водопроводе, игра узбеков была несомненным признаком наступившей в лагере весны. Пройдет еще месяц-другой, прежде чем на подсохшее поле выйдут бывалые мастера дриблинга с яркими китайскими мячами.
На матч игроков из СУСа в командных формах «Спартака» и «Торпедо» будет собираться пол-лагеря: и поболеть, и «замазаться на интерес», и передать запретные груза в отряд строгих условий содержания. Но сначала поле, огороженное высокими «локалками», приведут в порядок «обиженные» лагеря.
В клетчатых баулах они, словно муравьи-трудяги, вынесут на плечах перемешанную с фекалиями грязь — не столько для соблюдения санитарных норм, сколько для успокоения блатных душ, — засыпят поле опилками и завезенной с промзоны землей, разровняют граблями небольшое игровое пространство.
Напоследок сумасшедший «петух» напишет белой краской на заборе мини-футбольного поля «Слава ВДВ» и, получив по затылку, покрасит весь забор. И только после всех подготовительных работ наступят долгожданные дни боевых столкновений с выплеском затаенной злобы и последующими путевками в санчасть колонии.
Бывало, матч прерывался из-за сильного пинка в небо. Мяч перелетал высоченную «локалку» и если не повисал в мотках «колючки» среди спущенных собратьев, то оказывался или на «промке», или на «запретке» — двухметровой полосе вокруг лагеря для патруля с овчаркой.
В футбольной битве наступала передышка, и быстроногий шнырь мчался через всю территорию лагеря, проникал в промзону, бежал по ней километра два, искал среди строительного мусора мяч и несся с ним обратно, избегая встреч с администрацией лагеря. Частенько первый же удар по мячу вновь отправлял его за «локалку».
Как-то, еще зимой, позвали вратарем и меня. Я, только прибыв в колонию, с радостью согласился. И то счастье, что после двух лет бетона тюремных двориков я наконец-то могу погонять в футбол, пусть пока и на воротах. Стояли морозы. Поле было белым, утоптанным и скользким. Мяч — деревянным.
Самоотверженно бросаясь в ноги матерящихся дагестанских форвардов и не думая о последствиях, уже на следующий день с разбитым от расстрела в упор лицом я с задумчивой грустью рассматривал выпавшие ногти с почерневших ног. И правда, играть в чужих маленьких кедах было крайне глупо.
Время от времени поле перегораживали сеткой, и коренастых футболистов сменяли долговязые дылды.
Волейбол на перепаханном шипастыми бутсами поле казался менее травмоопасным, и я лупил подачи и прыгал в блоки, пока приземлившийся рядом парнишка с ангелом на спине со смачным хрустом не сломал себе ногу.
Большой спорт лагеря меня впечатлил, и на поле я старался если и выходить, то лишь для утренних пробежек. Хотя нет-нет да и бросался с головой в гущу зубодробильных схваток, чтобы потом снова и снова обещать себе не вестись на зазывал-патриотов с кличем о защите чести отряда.