Когда ехал к Савеловскому суду в автозаке, периодически выглядывал через решетку в оконце, любовался весной и короткими юбчонками, эх, свобода! Рядом со мной потел седой грузин в костюме и начищенных туфлях. Он ехал за приговором. Боялся, что могут дать не условный, а реальный срок. Соседи его успокаивали, говорили, что за кражу ему вряд ли дадут много, тем более в первый раз.

Я общался с соседом за стенкой. Тот сидел в спецблоке на Матроске (99/1) и постоянно писал жалобы на бытовые неудобства. Я об этом спецблоке наслышан, он очень похож на «Лефортово». Там же когда-то сидели и полковник Квачков с Ваней Мироновым (их обвиняли в покушении на Анатолия Чубайса. — Прим. «Ридуса»). Последний написал книгу «Замурованные» о жизни в «Кремлевском централе», но в «Лефортово» книгу не пропустили. И потому мне было интересно послушать, что же там за условия жизни.

Сосед жаловался, что адвокаты у них ожидают в очередях по два часа, а ларек «всего» лишь пару раз в месяц. Я спросил, есть ли у них горячая вода в камере. Тот удивился, сказал, что конечно же есть.

Горячая вода в камере — это счастье. Она есть во всех изоляторах Москвы, кроме «Лефортово». На «шестерке» в Печатниках, где содержатся женщины с бывшими сотрудниками, в камерах есть даже душ. Понятное дело, что те, у кого есть горячая вода, этого не ценят. Кому-то и жемчуг мелок.

После моего рассказа о том, что в «Лефортово» адвокаты занимают очередь в шесть утра без гарантии попасть к клиенту, а ларек лишь раз в месяц, он заметил, что, может, и зря жалуется на жизнь. А узнав, что с горячей водой я встречаюсь только раз в неделю в бане, он и вовсе замолчал до конца пути.

В суде меня ожидали два неприятных сюрприза.

В камере ожидания, где и одному-то тесно, сидел паренек с блатными наколками-перстнями. Маленькая комнатушка стала в два раза меньше. При этом парень еще и постоянно курил!

Второй же сюрприз — отсутствие судебного заседания из-за прогула адвокатов. Пришлось весь день общаться с юношей из Твери, ожидавшим свой приговор за грабеж. Кличка Чиж. В свои двадцать четыре года у него это уже четвертый срок, и в общей сложности он провел за решеткой восемь лет. На воле он после «крайней» отсидки погулял всего три недели.

За Чижом пришел конвой. Пока бывалого зэка водили за очередным приговором, я немного отдохнул в тишине. Полулежа на жесткой скамейке, я думал, случайно ли ко мне подселили этого пассажира. С одной стороны, мне интересно узнать о лагерной жизни, там еще, возможно, придется побывать. Но с другой стороны, пассажир какой-то мутный. Все время хвастался, что ему дают маленькие сроки, потому как он умеет «договориться с мусорами». А рассказать о подельниках не западло, ведь они и сами бы рассказали, предложи им скинуть срок.

Чиж принес полтора года общего режима. Доволен, хоть и попричитал немного. Стали ждать автозак. Сосед убеждал меня пойти в лагере в «завхозы». Еще доказывал, что минет «петухов» лучше, чем у женщин. Я пошутил, что, наверное, он потому чересчур долго на воле и не задерживается, что скучает по «петухам». Тот напрягся, замолчал. Странный молодой человек. При расставании даже не попрощался.

Наконец-то я вырвался на свежий воздух. Голова раскалывалась.

Обратно снова ехал с грузином в начищенных туфлях. Тот был чрезвычайно расстроен. Получил за кражу пять лет общего режима. Все в автозаке удивлялись столь жесткому приговору за впервые совершенное преступление. Когда узнали, что он еще и на особый порядок пошел, то есть должен был бы получить не более двух третей от максимального срока, то стали вселять в него надежду, дескать, судья ошибся и надо срочно обжаловать приговор. Грузин заулыбался и расправил плечи. Ожил надеждой.

Я же достал УПК, раскрыл его на статье о назначении наказаний и показал грузину. Эпизодов два. По совокупности наказаний его максимум — это семь с половиной лет. С особым порядком как раз пятак и выходит. То есть судья не ошиблась. Да, жестко, но тогда была антигрузинская кампания, сроки вешали по полной. Так что все сходится.

Грузин взялся за сердце и сполз на грязный пол. Мне стало жалко его костюм. Автозак остановился, и конвоиры вызвали скорую. Правда бывает очень жестокой.

На одной из остановок подселили несколько «тубиков» (больных туберкулезом. — Прим. «Ридуса»). Стало как-то неуютно, особенно когда кто-то из них кашлял. Разве можно их перевозить вместе со всеми? Сосед сказал, что если форма закрытая, то не страшно. А кто знает, какая у них сейчас форма? А если посадили с закрытой, а в пути откроется?

На Матроске перекинули в автозак с Димой Барановским (замглавы московского «Боевого братства», ветеран Афганистана, обвиненный в рейдерстве. — Прим. «Ридуса») и Женей Хасис (подельница Никиты Тихонова, обвиненного в убийстве адвоката Станислава Маркелова и многих других тяжких преступлениях. — Прим. «Ридуса»). Женя вскрыла себе вены, но выглядела свежо и улыбалась.

Пока с Димой обсуждали глобальные темы — от любви до Бога, — Женя молчала и слушала. Мы спохватились, стали расспрашивать Женю, как да что. Женя рассказала, что сидит с террористкой-смертницей. Та с подельницами готовила теракты под Новый год, но где-то в Подмосковье у них не вовремя детонировал пояс. Подельницу разорвало в клочья, уцелевшая же рванула на юга. Около Волгограда ее арестовали и заточили в лефортовский замок. Когда Женя резанула лезвием руки, шахидка упала в обморок. Камера в крови, слабость в теле, а Женя пытается привести в чувство соседку. Та открыла глаза, увидела кровь и снова отъехала. В общем, кавардак. Пока прибежали инспекторы, Женя успела и руки себе перевязать, и полы помыть, и соседку в чувство привезти. «Как ты себя взрывать-то собиралась, если крови боишься?» — спросила Женя смертницу. «Так если бы я взорвалась, — ответила та, — то крови не увидела бы».

Женю забрали в санчасть. Наш «доктор Смерть» заштопал ей руки и даже напоил Женю кофе. А после кофепития он тут же замерил ее давление и, так как оно пришло в норму, выписал справку, что в судебном процессе Женя участвовать может. Тут-то она и поняла, что предложенный кофе не был душевным поступком. В суд Женя уехала, последнее слово сказала. Теперь они ждут приговор. Время не самое приятное. Прощаясь с Женей, мы с Димой как могли убеждали ее, что если их и осудят, то сидеть им с Никитой придется не очень долго. По-моему, Женя нам не поверила (Хасис в итоге получила 18 лет колонии, Тихонов — пожизненное. — Прим. «Ридуса»).

В камеру я вернулся с мыслью, что если мне и придется сидеть в лагере, то моими соседями вряд ли окажутся такие личности, как Никита Тихонов, Женя Хасис или Дима Барановский.

Скорее всего, там я встречу таких же недоумков, один из которых убеждал меня, что секс с «петухами» незабываем. «Это будет бо́льшим наказанием, — подумал я, — чем собственно сам срок».