Тюрьма — в народном сознании слово само по себе страшное, грозное, не внушающее ничего хорошего. Тюрьма — место для страданий, хотя на официальном уровне в учреждениях ФСИН должны заниматься не тем, как бы заставить заключенного пострадать побольше, а его исправлением. Но на деле занимаются с разной степенью энтузиазма именно первым.

Одним из элементов этих довольно бессмысленных страданий является и давление на здоровье заключенного, а вернее сказать, подрыв этого самого здоровья ввиду отсутствия какого-либо вменяемого медицинского обслуживания.

Одна из первых мыслей, крутящихся в голове, как только ты попадаешь в новый мир тюрьмы, — «как бы тут сохранить здоровье».

Вопрос, напрямую связанный с выживанием и продолжительностью жизни. Тем более что самые первые камеры — ИВС (изолятор временного содержания) — и карантинные отделения чаще всего выглядят невероятно страшно.

Здоровье начинается с гигиены

© flickr.com

Опишу свою первую камеру, где я пребывал три дня в (модном сегодня слове) карантине: была она довольно большая и просторная, рассчитанная на, если мне не изменяет память, восемь человек.

Из-за невероятной сырости и влажности вся комната была насквозь проедена черной плесенью. Она была везде — на полу, на стенах, в углах, в туалете. Влажность вперемешку с сыростью была такая, что казалось, будто мы сидим не в помещении, а в болоте.

К этому добавлялась и общая грязь и неухоженность проходной камеры, где никто не останавливается надолго, но, конечно же, плесень била все рекорды отвратного.

На туалет было страшно смотреть, не то что пользоваться им по назначению. Там было грязно, а сам унитаз также проеден этой черной плесенью. Описать степень загрязнения мне сложно — не могу подобрать слова. Сравнимо, наверное, с общественным туалетом на вокзале в какой-нибудь глуши, где никто никогда не убирался.

Помимо всего этого где-то в камере, скорей всего в вентиляционной шахте, находилось гнездо комаров, которые плодились с невероятной скоростью. Просыпавшись под вечер, они начинали свое пиршество, пожирая нас заживо. Я никогда не видел такого количества комаров в одном помещении, их буквально была сотня, не меньше. Сколько бы мы их ни убивали, их поток не прекращался. Да, становилось чуть-чуть полегче, когда тебя кусают не десять комаров одновременно, а всего лишь три-четыре, но спать все равно было невозможно. Весь потолок был измазан кровью и останками убитых комаров.

Эта душегубка называлась карантином, где мы должны были содержаться, пока медики проверяют наши анализы, а опера думают, в какую камеру нас засунуть. Мне суждено было провести в этой пыточной, к счастью, всего трое суток. Но ради честности, стоит сказать, что больше ничего подобного я не встречал. По крайней мере в Москве, но речь пойдет в статье именно о ней.

Уже само по себе заточение в разной степени убогости камерах, в которых суждено находиться практически 24/7, за исключением часовой прогулки и выходов на следственные действия или к адвокату, уже является испытанием для организма и подрывает здоровье.

Здесь включаются два фактора, как физический, так и эмоциональный. Физический — нахождение в четырех стенах просто вредно для здоровья, это понятно любому. Эмоциональный — эти стены не просто стены, это психологическое оружие для давления на психику заключенного, который, как любой человек, рожден свободным.

Если уж не в высоком понимании этого слова, то просто хотя бы свободным в своем передвижении. Камеры в СИЗО бывают разные.

В некоторых можно даже спокойно походить взад-вперед, чтобы поразминать кости и подумать на ходу, уйти в свой мир, что просто необходимо для любого мыслящего человека. А в некоторых теснота такая, что с человеком не разойтись в проходе — кто-то должен присесть на шконку. Количество соседей также отличается, от трех до тридцати. В исключительных случаях человек может содержаться в одиночной камере, и непонятно еще, что хуже. То ли одному одичать от отсутствия общения, почти как Робинзон Крузо, то ли находиться в постоянном контакте с соседями разной степени дурости.

«И тебя вылечат…»

© wikimedia.org

Но перейдем к конкретному описанию медицинского обслуживания на примере СИЗО г. Москвы. Начать стоит с того, как, например, можно получить то, что нужно для лечения конкретной болезни. От простуды до вируса. Медикаменты от родственников принимаются только по определенным дням как отдельная передача.

То есть если днем приема медикаментов выбрана среда, а вы заболели или успели сообщить о надобности лекарств в четверг, то теперь ждите, когда их передадут в следующую среду. Причем прием медикаментов не означает, что они дойдут до вас в тот же день. Их еще надо «поднять». Дня два на это уйдет минимум, ну а там пока выходные, пока в понедельник все отойдут от выходных.

Итак, можно прикинуть, сколько вам придется ждать в случае ЧП нужных лекарств от родных с воли. В общем, хорошо, если получите их в течение недели. Бывают и эксцессы, когда медикаменты просто теряются по дороге. Один раз я так и не получил переданные мне лекарства. Может быть, перепутали с однофамильцем?

У медсанчасти СИЗО имеются запасы своих лекарств на все случаи жизни. Дежурный врач практически на все симптомы и болезни дает римантадин. Сколько я его ни «ел» — эффект был нулевой.

Я не фармацевт и не могу сказать, то ли это изначально абсолютно бесполезное лекарство, то ли в СИЗО этот самый римантадин уже с давно истекшим сроком годности, но ни мне, ни кому-либо еще он не помогал вообще.

Ради интереса я однажды за один раз решил закинуть шесть таблеток при норме в две — посмотреть, будет ли хоть какой-то эффект. Ничего. Делаю вывод, что таблетки эти давали больше для эффекта плацебо — авось поверят и сами вылечатся.

Самым полезным и действенным из набора дежурного врача был всем известный и надежный активированный уголь — против проблем с кишечником. Обезболивающее местное мне, к счастью, не пришлось отведать, но по реакции моих сокамерников, кому оно выдавалось, толк от него был такой, как от вышеупомянутого римантадина. Короче говоря, таблетки, имеющиеся у дежурного на корпусе врача, не более чем пустышка, то ли для вселения надежды в заключенных, то ли для галочки, что какие-то лекарства больному были выданы.

Некоторые лекарства запрещены для использования и нахождения у себя; в основном это порошковый парацетамол — фервекс, терафлю и подобные полезные и нужные вещи для того, чтобы сбить температуру. Их врачи не пропускают, хотя все они, понятно дело, запакованы.

Один раз, когда у моего соседа был невероятный жар, да такой, что к нам прибежал со шприцами и ампулами аж дежурный фельдшер всей тюрьмы, у нас состоялся небольшой диалог с сотрудниками:

— А фервекс ему можно?

— Да, вообще было бы неплохо. Фервекс, терафлю — вещи нужные и помогают.

— Так они разрешены? — интересуюсь я, вдруг что поменялось в правилах.

— Нет, — следует дружный гогот всех присутствующих.

— Ну вы же к адвокатам ходите, «затяните» через них и пользуйтесь, — предлагает нелегальную схему получения лекарств аж сам дежурный фельдшер.

Что ж, именно так и приходилось довольно часто действовать, и не только ради фервекса, но и ради других лекарств, дабы не ждать неделями, пока тебе передадут то, что надо.

Ужасы тюремной стоматологии

© flickr.com

В СИЗО имеется целый спектр врачей, наиболее популярный из которых данист. Проблемы с зубами появляются у многих, но не каждому везет их решить.

Слава Богу, меня миновала участь попасть к нему на прием, хотя небольшие вопросы у меня и имелись по этой части, но я твердо решил ни в коем случае, насколько это будет возможно, не лечиться в учреждениях ФСИН. Один раз я видел стоматолога, проходившего по коридору нашего корпуса мимо нашей камеры, пока мы стояли у стены во время утренней проверки.

Как раз кто-то из моих соседей требовал вывести его на прием по поводу зубной боли. Стоматолог на вид и на исходивший запах был просто-напросто с бодуна. Думаю, можно представить качество его услуг. Это качество я наблюдал на паре примеров, как он удалял зубы моим соседям. Парни возвращались и несколько дней лежали с зубной болью, которая не только не проходила, но временами и усиливалась. Как-то один сосед, побывавший у стоматолога, говорит мне:

— Артем, глянь, что у меня там. Мне кажется, что он кусок зуба оставил.

Смотрю в пасть, и действительно — на месте удаленного зуба торчит целый кусок. Успокаиваю соседа, что, может, так надо. Я-то не стоматолог, откуда знаю. Но боль у парня не проходит. Он снова идет к стоматологу, где слышит, что все нормально, просто это кусок кости, его не надо удалять.

Объяснению врача ни я, ни сосед как-то не доверяем, а боль тем временем все не проходит и длится уже неделю. На кость это не похоже ни разу.

В итоге мой сосед, не выдерживая, просто берет и своими же руками вытаскивает этот кусок, довольно немалый по размерам. И что же в итоге? Боль прошла в течение дня!

Точно такая же ситуация потом повторилась спустя пару месяцев с другим моим сокамерником — один в один. Делали мои сокамерники себе и пломбы на зубы — держались они не больше месяца. Некоторые даже предлагали врачу заплатить деньги через родственников на воле, но он отказывал. Как мне кажется, не из-за боязни получить по шапке за коррупцию, а за то, что потом бы за деньги могли и потребовать результат, а результат он дать мог только крайне плохой. Какие-то более сложные задачи стоматолог просто отказывался делать — банально нет рентгена, нельзя понять, что нужно делать.

Всем плевать на твое здоровье

Сотрудники ФСИН, в том числе и дежурные врачи, к сожалению, отличаются в большинстве своем невероятным пофигизмом по отношению к заключенному. Сразу приведу в пример конкретную ситуацию, все с той же стоматологией. У моего соседа резко заболел зуб, который не по дням, а по часам начал крошиться на глазах. От зуба уже почти ничего не осталось, кроме голого нерва. Боль была невероятная.

С утра на проверке сокамерник просит срочно вывести его к стоматологу, на что ему говорят, что стоматолог был вчера, а в следующий раз, наверное, будет в четверг (действие происходит в условную пятницу). Пару дней бедолага еще как-то держится. В камере обнаружились запасы нурофена, которые были скормлены ему за выходные. Но к понедельнику нурофен закончился, и жизнь с больным раскрошенным зубом стала просто невыносимой.

Все это время бедолага, да и мы тоже все время требуем отвести его к стоматологу. От такой боли и откинуться можно, парень — сердечник. Мы требуем — нас кормят завтраками. Стоматолога-то нет! В один из таких дней я с соседом иду на прогулку, оставляя нашего бедного больного, естественно, в камере. Возвращаясь с прогулки, проходя по коридорам нашего корпуса, кого же мы видим? Того самого стоматолога! Мы буквально набрасываемся на него и описываем ситуацию. Он-то не против совершенно, ему какая разница, кого лечить.

По возвращении в камеру говорим об этом нашему страдающему бедолаге и начинаем бить в набат по двери, чтобы сотрудники СИЗО и медчасти прямо сейчас отправили его к стоматологу, который, по их же словам, сказанным утром, сегодня не работает. Что это? Намеренное вредительство? Садизм? На самом деле просто раздолбайство, нежелание работать и хоть сколько-то думать, выполняя свои обязанности.

Про наплевательство к этому бедному парню (который не был убийцей, насильником или каким-то аморальным/асоциальным элементом) говорить просто излишне. Подобная ситуация может случиться с кем угодно и с какой угодно причиной. Стоит лишь заменить зубную боль на любую другую. После этого случая невыносимой боли и невероятного пофигизма я запасся обезболивающим в невероятном количестве на год вперед.

Тяжко приходится в СИЗО и сердечникам. Даже самые «просторные» камеры по человеческим меркам крайне малы, воздуха в них поступает недостаточно — окна маленькие и открываются не полностью, а живут в маленьком помещении (в моем случае) четверо полноценных здоровых мужчин, понятно дело, потребляющих кислород и выдыхающих углекислый газ.

Прибавить к этому и сигаретный дым и удушье от него. Даже в «цивилизованных» камерах, где курят в туалете и курят немного, да еще и стараются как-то разгонять дым вентилятором, от него никуда не деться. А куришь ты или нет — тюремщикам абсолютно все равно. Хотя в карточке заключенного отношение к этой пагубной привычке и отмечается, но непонятно для чего. Некурящего могут посадить в никотиновый ад, где все вокруг будут дымить, сидя прямо на нарах.

© pixabay.com

Проблема с воздухом усугубляется летом. Маленькие непроветриваемые камеры нагреваются солнцем и превращаются в удушливые печки. Лето в СИЗО — самый ужасный и невыносимый месяц. Наверное, только в СИЗО люди ждут скорейшего окончания этого времени года. Единственное, что можно сделать в этой ситуации, — это попросить открыть «кормяк» — окошко для приема пищи, чтобы создать хоть какое-то подобие сквозняка. Но после отбоя все «кормушки» закрываются, и спать приходится снова в полной духоте. Для здорового человека все это — тяжкое и потное испытание, но для тех, у кого проблемы с сердечно-сосудистой системой, — это самая настоящая пытка.

В итоге не раз мы просыпались летней ночью от звука гремящих дверей — так заключенные ночью пытаются достучаться до кого-нибудь, кто придет и вызовет им врача. Греметь можно долго.

Когда у моего соседа, боевого офицера, полковника спецназа ГРУ, имеющего за плечами пятилетний опыт войны в Афганистане, а следовательно, не привыкшего жаловаться, под утро все-таки прихватило по-серьезному сердце, мы били, а за нами и весь корпус, около получаса.

Спустя еще минут 40 наконец появился кто-то, похожий на врача. Не помню точных подробностей разговора, но все сводилось к тому, что вообще помочь прямо на месте особо нечем, но можем отвести в другой конец тюрьмы, там, наверное, укол сделаем.

Выбора не было, и 63-летний ветеран, который уже минимум полтора часа терпел боль в сердце, поплелся в 5 утра за уколом. Спасали за все время его заключения (а находился он в СИЗО более пяти лет!) только медвежье здоровье, сахалинская закалка и, конечно же, армейские выправка и подготовка. На следующий день к нему пришел главный фельдшер тюрьмы, чтобы сделать еще один укол. Ампула с чем-то важным упала у него из рук, спирт для обработки места укола и иглы нашелся в сумке еле-еле в единичном экземпляре, и то нашатырный.

Лидер среди самых ужасных больниц

Угол Стромынского переулка и улицы Матросская Тишина. Желтое здание — тюрьма «Матросская Тишина»© wikimedia.org

На территории «Матросской Тишины» есть отдельный корпус — больница, в простонародье «больничка», куда свозят со всех СИЗО тех, кто признан заслуживающим медицинского обследования, где вроде как и находятся все врачи, которые занимаются лечением заключенных.

Сам я «на больничке» не был, но пообщался с достаточным количеством человек, кто там «лечился».

Я не слышал ни одного положительного отзыва об этом месте, наоборот, какие бы ни были проблемы у человека со здоровьем, каждый радовался, что смог «сбежать» из этого места. Большинство заключенных, имеющих проблемы со здоровьем, до последнего старались избежать попадания «на больничку», где квалифицированную помощь все равно никто не окажет, зато посадят в одни из самых ужасных условий на «Матросске» (со слов тех, кто там был).

Одного моего тюремного знакомого, имевшего проблемы с желудком, по первой закинули в камеру к больным сифилисом. Перевода к более подходящим по заболеваниям соседям он ждал три дня. Мне приходилось лишь один раз побывать в коридоре первого этажа больницы, и это зрелище я не забуду.

Коридор напоминал собой декорации к фильму ужасов — темный грязный тоннель, будто бы уходящий в пустоту, даже не обшарпанные, а разбитые каменные стены, осколки которых валяются по углам.

До этого мне казалось, что хуже «тубонара» (корпус для туберкулезных больных, который я регулярно проходил по пути на свидания) быть ничего не может, но то, что я увидел на «больничке», не идет ни в какое сравнение.

«Тубонар» — просто лучезарный санаторий по сравнению с увиденным. Никто из побывавших «на больничке» свои проблемы со здоровьем, безусловно, не решил. Одному заключенному, у которого была сломана челюсть, ФСИН отказывал в переводе на вольную больницу, где ему в клинике надо было сделать операцию по сращиванию челюсти, так как в больнице СИЗО это было сделать невозможно. Пришлось ему объявить голодовку, дабы руководство пошло навстречу.

Самое страшное — туберкулез

© flickr.com

Раз уж зашла речь про туберкулез, то расскажем и о нем. На «Матросске» под туберкулезных больных выделен отдельный корпус (третий) — «тубонар». На первом этаже содержатся здоровые заключенные, сосланные туда либо по собственному желанию, либо в связи со своей «блатотой», так как на «тубонаре» свое «положение» — полная анархия и вольность для заключенных. Пол там во многих камерах представляет собой просто землю, поэтому спрятать телефон и наркотики не составляет труда.

На втором этаже содержатся те, у кого закрытая форма туберкулеза, а на последнем — открытая. Последний этаж примыкал как раз к моему корпусу (четвертому), так что когда меня вызывали на следствие либо на свидание, то непременно приходилось проходить через ту часть «тубонара», где содержатся уже практически ходячие трупы. Можешь идти и вместе с таким «трупом» — ведь им тоже на следственные действия или к адвокату. Как правило, маски они не используют, как в связи с тем, что уже практически неотличимы от зомби из фильмов, так и с тем, что по своей природе — люмпены и элементы из социальных низов, поэтому чихать они хотели на всякие «меры предосторожности» и уж тем более на здоровье других заключенных. Хотя администрация и старается по максимуму изолировать их от других, но распространяется это только на совсем уж «трупов».

Нередко можно сидеть на сборке или в автозаке лицом к лицу с человеком, у которого выявлена закрытая форма туберкулеза. Конечно же, такой больной не откажет себе в удовольствии и покурить рядом с тобой, чтобы можно было насладиться дымом, выходящим вместе со всеми компонентами того, что творится у него в легких.

Да, можно повторять мантры про то, что это закрытая форма, нет причин для беспокойства, но откуда мне знать, в какой момент она может измениться и стать открытой? И не наступит ли этот момент сейчас, пока я нахожусь рядом с данным субъектом? Или что сотрудник не перепутал его «формы» и не посадил смертельно больного рядом со здоровыми людьми?

Новый тюремно-медицинский порядок

Вид из СИЗО «Матросская Тишина»© ТАСС/ Анна Шевелева

С сентября 2019 года в «Матросске» поменялось начальство, которое призвано было навести порядок на главном «централе» Москвы. В общем, мести метла начала по-новому. Среди воскрешения ряда разных старых маразматичных практик самой жесткой и глупейшей реформе начала подвергаться сфера именно медицины в СИЗО.

Для начала ужесточились правила приема лекарств. Так, теперь заключенный должен был подать заполненный бланк со списком лекарств, которые ему нужны, указав среди прочего, какова форма и количество этих лекарств. Имеется в виду, сколько, например, таблеток в пачке нурофена. А я откуда знаю, если я в тюрьме сижу? Откуда я могу знать, если я прошу родственников передать «что-нибудь от боли в спине», что конкретно они купят?

Но поначалу это еще получалось обходить, новые правила не торопились исполнять. Главный удар был нанесен самым сумасбродным нововведением — теперь заключенным запрещалось вообще иметь при себе любые медикаменты в камере.

По задумке нового начальства все заключенные должны были сдать свои лекарства дежурному врачу, а она по их просьбе им их выдавать. Возмущения напрашиваются сию же секунду: а если у меня заболит зуб ночью, кого я должен звать? А если мне нужна будет таблетка для желудка в 4 утра, кто мне ее выдаст? А если меня переведут в камеру в другой корпус, кто принесет мне мои таблетки? (Ответ: никто этим заниматься и что-то кому-то далеко носить не будет.)

У каждого человека дома есть своя небольшая аптечка. Когда болит голова, мы не бежим к врачам в поликлинику за лечением, а просто достаем спазмалгон или его аналог.

Но начальство решило, что только полным изъятием лекарств можно прекратить повторяющиеся эксцессы по передозировке наркотиков в СИЗО.

Как всегда, удар пришелся на самые безобидные вещи и на самую адекватную часть общества заключенных, а не на коррупцию среди сотрудников и откровенную дружбу ментов с криминальным миром, благодаря которой настоящие преступники травятся метадоном и героином. Медикаменты я сдавать отказался и начал заниматься откровенным идиотизмом — прятать лекарства по камере, чтобы не нашли во время обыска.

В итоге на одном из последних обысков «шмон-команда» отобрала у меня… витамины! На вопрос, а чем не угодили-то витамины, это же не лекарство даже, мне отвечали, что, оказывается, можно и от витаминов в большой дозировке получить наркотическое опьянение. Спасибо сотрудникам, теперь буду в курсе.

Мрачное будущее тюремного здравоохранения

Заключенные в больнице следственного изолятора № 1 «Матросская Тишина»© ТАСС/ Анна Шевелева

Ко всему этому стоит добавить и о том, как «система» в целом относится к людям с тяжелыми заболеваниями. В принципе, официально есть список заболеваний, по которому люди с данными заболеваниями не могут содержаться под стражей и должны быть освобождены также и от отбывания наказания. Но далеко не всегда эти законы работают.

Со мной в камере находился человек, у которого был порок сердца (уж какой степени и что конкретно, не помню, врать не буду). Исходя из закона «О медицинском освидетельствовании осужденных, представляемых к освобождению от отбывания наказания в связи с болезнью», парень должен был быть освобожден из-под стражи.

Ладно, не будем уж так фантазировать в нашем государстве, пускай хоть большой срок не дают. На комиссии в СИЗО ему прямо сказали, что если умирать будешь, то на вольную больницу отправим, чтобы помер там. Из-под стражи его не освобождали. Суд в итоге назначил ему десять с половиной лет строгого режима за попытку сбыть полтора грамма амфетамина.

В соседней камере от меня находился мужик, который в СИЗО заполучил опухоль мозга и из-за этой опухоли ослеп. Слепым и с опухолью он ездил на суд, который и подарил ему восемь с половиной лет строгого режима за разбой. Встречались мне и люди, пережившие рак, и старые деды с палочками и целым букетом старческих болезней, но что уж о них говорить.

Подытожив мои небольшие наброски, можно в целом примерно представить, на каком уровне находится медицина в местах лишения свободы и как легко там потерять свое здоровье. Все описанное мною относится к изоляторам Москвы — а это привилегированные «островки» в системе ФСИН. Что происходит даже в ближайшем Подмосковье, можно лишь отдаленно представить.

Думается, обо всех остальных регионах писать и нечего. Так как там ничего нет. Впрочем, ситуация в СИЗО все меньше отличается от ситуации на воле. Развал системы здравоохранения не может быть лишь в одном месте. Тюрьма в данном случае, как это часто бывает, лишь зеркало общества. Увеличивающее, ярко контрастирующее, но зеркало.

Что будет с заточенным населением «архипелага ФСИН», попади туда коронавирусная инфекция, — читатель может догадаться сам.