Я познакомилась с ней в мае. Шестьдесят восемь лет. Худенькая, седая.
— Ой, гости… Да заходите. Сейчас я вам супчика поставлю, картошечки. Нет-нет, сначала покормлю, а потом говорить будем. Хлебушек берите, сама пекла.
По дому передвигается на ощупь, однако довольно бодро.
У нее не полная слепота, нет. На нервной почве развилась глаукома на обоих глазах. На одном еще и катаракта. Вокруг нее не тотальная темнота, а мир теней и призраков.
Она ставит на стол тарелку супа. Руки дрожат. Она нащупывает в раковине тряпку и аккуратно вытирает разлившийся суп.
Раиса Яковлевна Лихитченко была скульптором-оклейщиком. Незадолго до войны у нее умер муж. Когда война началась — снаряд попал в дом, пробил крышу. А потом в Новосветловку вошел батальон «Айдар».
Как в песне, один из тех, кто пришел к ней, был рыжий, а второй — «черный». Злой следователь и добрый следователь.
Во дворе Раисы Яковлевны стоял автомобиль, который ее знакомые оставили там еще весной. Оставили «на неделю» и пропали, а аккумулятор забрали с собой, чтобы машину не угнали. Вот этот аккумулятор и пытались вытребовать у Раисы Яковлевны.
— Били, милая, прикладом автомата били. И диван сломали, — показывает она. — Я говорю: нет у меня этого аккумулятора! А тогда этот рыжий смеется и предлагает: «Давай тогда бабку изнасилуем…». Пошутил как бы.
После этих слов она начинает плакать. Она вообще очень много плачет.
— Ну, а потом, видно, поняли, что с меня нечего взять, и ушли.
Зрение у нее начало стремительно падать на следующий день после того, как ее избили. Причиной стал перенесенный стресс.
— Я их прокляла тогда. — На этом месте она плачет, не стесняясь гостей, в голос. — И ведь сбылось. Когда Новосветловку освободили, меня соседка позвала: «Рая, — говорит, — это не тот лежит, что к тебе приходил?». И правда, оказалось, рыжего убили. Наши потом хоронили их. Трупы на улицах лежали. И мне дом тоже помогли восстановить, спасибо ребятам.
В окно запрыгивает белый котенок, с любопытством озирается по сторонам.
— О! — Раиса Яковлевна спешит к подоконнику, берет котенка на руки. — Это мне Лена, подруга моя, подарила, чтоб не так одиноко было. Только он все время к мамке сбегает. Но ласковый очень.
Раисе Яковлевне нужна операция по зрению и курс уколов. Денег нет. Тогда, в мае, пенсии только-только начали выплачивать, и до Новосветловки выплаты еще не дошли…
Но потом деньги все-таки нашлись. Если есть какая-то общая черта у русского этноса, так это стремление поделиться последним: тарелкой супа, свежевыпеченным хлебом, деньгами на операцию.
В сентябре, после курса уколов, перед операцией мы встречаемся снова.
— Ой, Анечка, — радуется Раиса Яковлевна. — Я теперь тебя вижу. Ты в темное одета… и волосы у тебя рыжие, да? Теперь вижу. А раньше не видела. Это все уколы. Вот сделают операцию — совсем буду хорошо видеть.
За полгода поменялось мало что. Котенок вырос и сбежал. Вместо супа она ставит на стол малиновое варенье. Но по дому передвигается увереннее.
Вот только при воспоминаниях Раиса Яковлевна все так же плачет.
— А знаешь, — говорит она. — Этот рыжий мне в последнее время сниться повадился. Все снится и снится, зовет с собой. А я же видела его мертвым, наши ополченцы его похоронили. А еще снится, как он догоняет меня, а я от него бегу. Но пока ни разу не догнал. Это что значит, Анечка? Это я помру скоро?
Пенсии начали выплачивать. По две тысячи рублей в месяц. Урожай на огороде в этот раз не собирала — не смогла…
А еще Новосветловку до сих пор не полностью разминировали. По крайней мере, местные жители опасаются ходить по густой траве, которая растет на многих огородах и местах домов.
Новую крышу Раисе Яковлевне тоже сделали. Красивую, в цветах итальянского флага. Дом теперь известен на всю Новосветловку: это «дом с трехцветной крышей».
— А как мне операцию сделают, он мне сниться перестанет? Да? Перестанет?
И в полузрячих глазах надежда.