Корреспондент «Ридуса» пообщался с врачом-терапевтом, которому в декабре прошлого года довелось поработать в сирийском Алеппо. В городе на тот момент шли кровопролитные бои с террористами из радикальных исламских группировок

Наша беседа протекает по скайпу. Денис (имя изменено по просьбе собеседника. — Прим. «Ридуса») находится во врачебном кабинете Военно-медицинской академии имени Кирова в Санкт-Петербурге. То и дело ему приходится отвлекаться — пациенты ждать не могут.

В Сирии Денис оказался в начале декабря прошлого года. Как он сам выразился, «поехал туда по собственному желанию»:

— Мной двигало мальчишеское любопытство. Все-таки Ближний Восток. Да и опыта хотелось набраться.

— Наверное, материальный аспект тоже имел место?

— Да, но о нем я думал в последнюю очередь. Сказать честно, когда я увидел размер причитающихся мне выплат, обрадовался. Это стало своего рода сюрпризом.

— Расскажите, пожалуйста, о своем прибытии в САР.

— Мы прилетели на базу Хмеймим. Это провинция Латакия. А потом нас отправили в Алеппо, где, как известно, во всю шли бои. И это стало вторым (но уже неприятным) сюрпризом.

— Вы не предполагали, что окажетесь рядом с линией фронта?

— Я сначала подумал, что наш госпиталь будет располагаться в некотором отдалении от боевых действий. В месте, так сказать, расчищенном от злодеев. А тут вон как вышло…

— Вы дислоцировались в черте города?

— Нет, нас разместили в аэропорту Алеппо. Это примерно в километре от города. Но все равно каждый день были слышны взрывы, артиллерийские залпы и автоматные очереди. Впечатления, если честно, ужасные.

— Как вы считаете, решение о месте вашей дислокации могло быть как-то связано со случившейся 5 декабря трагедией? Тогда, напомню, медицинский городок Минобороны, который располагался прямо в Алеппо, попал под артобстрел. Погибли как обычные люди, так и медицинские работники из России.

— Да, именно поэтому нас и разместили в некотором отдалении. Мы лишь время от времени выезжали в лагеря беженцев. Насколько я знаю, в попавшем под обстрел госпитале работали врачи из Хабаровска. Их прямо среди бела дня накрыли из минометов. Погибли и люди, пришедшие на прием, и наши врачи.

— А кем были ваши пациенты? Это в основном беженцы? Военные? И с какими проблемами они обращались — ранения, может, увечья?

— Моими пациентами в основном были сирийские беженцы. Я по специальности терапевт и смотрел пациентов с терапевтической патологией. В основном это заболевания бронхолегочной системы, желудочно-кишечного тракта. В меньшей степени была сердечно-сосудистая патология. Также приходили люди с проблемами опорно-двигательного аппарата (я имею в виду позвоночник, остеохондроз и суставы). Конечно, были и пациенты с ранениями, в том числе дети. Но их принимали уже другие специалисты. А так, конечно, народ в Сирии очень страдает.

— А российские военные, участвующие в наземной операции по освобождению Алеппо, встречались? Скажем, например, добровольцы.

— Российские военные были. Правда, они представлялись эдакой засекреченной кастой. Носили форму без всяких опознавательных знаков и на тему войны не общались. Да мы, собственно, и не стремились как-то провоцировать их на откровенные излияния. Не хотелось подставлять людей. Ведь все они наверняка находятся под подпиской о неразглашении тайны.

— А с беженцами о войне говорили?

— Поговорить на тему войны с беженцами времени, к сожалению, не было. Очень большой наплыв пациентов. Каждого ведь нужно принять, осмотреть, выдать лекарственные препараты. Мне лишь раз удалось пообщаться с нашим переводчиком. Был один доктор, сириец, который хорошо говорил по-русски, поскольку получал образование еще в Советском Союзе. Я его, помню, спросил, почему, по его мнению, в Сирии вдруг ни с того ни с сего расцвел радикальный ислам.

Он рассказал, что лидеры радикальных группировок зачастую пользуются среди части населения большим авторитетом, особенно среди молодежи. Бывает, что молодые люди им чуть ли не в рот смотрят. А те сулят новый мир, лучшую жизнь, справедливость, какие-то блага.

Такое ощущение, что лидеры исламских группировок, в том числе «Исламского государства» (террористическая организация, запрещенная на территории России. — Прим. «Ридуса»), проповедуют некую красивую альтернативу существующему мироустройству, которая кому-то приходится по душе. Ну, а как же иначе? Ведь, скажем, «Исламское государство» как-то же восполняет свои людские потери.

Правда, есть, конечно, и те, кто идет в террористы не по идейным соображениям, а из-за страха. Допустим, боевики захватывают территорию, объявляют на ней «Исламское государство», всех мужчин — под военную мобилизацию, женщин — в обслуживающий персонал. Если не хочешь сражаться за халифат, тогда, как говорится, в расход. Разумеется, люди встают под знамена «ИГИЛ» и просто ради того, чтобы выжить.

— Сколько всего по времени вы пробыли в Сирии?

— Двадцать три дня.

— И все это время вы находились в Алеппо?

— Нет, последние несколько дней мы отдыхали на базе Хмеймим.

— Чем вы там занимались?

— Особо ничем. Гуляли по территории базы (покидать ее воспрещалось), спали, ели. Кстати, кормят там весьма хорошо. При этом, хочу заметить, питались мы в обычной солдатской столовой (была еще столовая для офицеров). Давали салаты, первые и вторые блюда, десерт.

Кроме того, на базе есть интересный музей. Там собраны трофеи: личное оружие боевиков, полевых командиров, разные мины, пулеметы, сбитые беспилотники. А за музеем монтировалась сцена, на которой должны были выступать погибшие в авиакатастрофе артисты из ансамбля имени Александрова.

Я узнал о катастрофе с Ту-154 уже по прилете в Петербург. Мы приземлились 24 декабря, а катастрофа случилась 25-го утром. Это ужас. Погибло столько невинных людей: Елизавета Глинка — знаменитая Доктор Лиза, журналисты, ансамбль имени Александрова. При этом я видел, как готовилась сцена к выступлению прославленного ансамбля, настраивалась аппаратура. И тут такое… Ощущения тревоги и ужаса.

— Вы бы отправились в Сирию еще раз?

— Нет. Даже если предложат огромные деньги. Жизнь — бесценный подарок.