Дзен
Телеграм
Автор этих строк вышла на трассу Ростов — Москва около трех часов дня, нарушая все собственные правила потому, что выходить лучше с утра.
Дело не в потоке машин, потому что одинокого стопщика подбирают без каких-то проблем. Дело, собственно, в том, что между Москвой и Ростовом-на-Дону чуть больше тысячи километров, а «вписка» в городах по пути отсутствовала. То есть, однажды на обнаженном энтузиазме я «дошла» от Ростова до Москвы за одну ночь, но это было летом.
Ночной автостоп поздней осенью лишен все-таки очарования.
Машина поймалась быстро. Фура почти на выезде от Ростова, добродушный водитель Сергей.
Фура — это хорошо: высоко сижу, далеко гляжу, за нами садится солнце. Пока едем, наблюдаем еще двух одиноких автостопщиков, один из них в камуфляжной куртке, и я гадаю — не ополченец ли это, едущий в короткий отпуск домой.
В последнее время тяжело обсуждать с водителями тему Донбасса, но она неизбежно всплывает, когда меня спрашивают, откуда я. Честно отвечаю: еду из Донецка.
— Видел я недавно на стройке парней оттуда, — хмурится водитель. — Ну как недавно. В прошлом году. Я их спрашиваю: у вас война? Они говорят: ну да. Потому и приехали. А я не понимаю. Одни туда едут, на войну, вот как ты. А другие от войны. Если бы у меня дома, в Воронеже, война началась, я бы не уезжал. Я бы воевал. А они чего?
У меня давно нет ответов на эти вопросы.
— Ну я понимаю, женщины уезжают, старики. А они чего?
Видно, что его остро волнует вопрос. Сам он совершенно обычный человек, не жертва пропаганды. После введения «Платона» дальнобойщики, в целом, не слишком склонны к госпатриотизму, и Сергей не исключение. К тому же, жалуется: «Мол, Крым-то, конечно, наш, но раньше у меня зарплата была в два раза больше, если на доллары пересчитывать». Он не про политику. Он про человеческое.
— Кофе хочешь?
— Хочу.
На трассе уже темно. Он съезжает на обочину, останавливается, достает термос и пирожки. Что? Пирожки?
— Ты ешь, ешь. Вот колбаса еще есть. Да бери ты колбасу, не стесняйся!
— Не могу, честное слово, я пирожок уже съела, больше не лезет.
— Ты через не могу. Я через сто километров на стоянку, а тебе дальше идти, неизвестно, когда в следующий раз поешь.
У русских дальнобойщиков есть это беспощадное материнское стремление накормить автостопщика. Русский дальнобойщик, как правило, человек хозяйственный и основательный.
В машине у него чисто (вот Сергей, например, попросил обувь снять, когда я в кабину забралась, мол, живет он тут, в квартире же не ходят в сапогах).
Запас еды и кофе обычно тоже имеется. А автостопщик — зверь непонятный, птица перелетная, даже если клянется, что у него деньги на еду есть — это сомнительная информация, непроверенная. Так что на всякий случай надо кормить. Сейчас, а то потом автостопщик потеряется и сгинет в ночи непокормленный!
Ну хорошо. Конечно, так не всегда. Не в ста процентах из случаев. Но часто.
Мы прощаемся в трехстах километрах от Ростова. Идем хорошо: нет еще и семи вечера, когда я влезаю в лямки тяжелого рюкзака и, ежась, спрыгиваю с подножки фуры.
Неудобная развязка: вдоль дороги еще несколько сотен метров тянется отбойник. Рядом с отбойником "стопить" нельзя: фура не остановится, это запрещено правилами дорожного движения.
Вообще, "стопить" надо в тех местах, где обочина отделена от полосы движения не сплошной полосой, так вероятность остановки максимальна.
Надо сказать, в рюкзаке у меня примерно двадцать килограммов книг, а тонкие джинсы, которые самонадеянно взяла в дорогу, совершенно не гармонируют с пронизывающим степным ветром. Так что, в целом, можно назвать большим везением остановившуюся через пять минут фуру, героически проигнорировавшую отбойник.
Забравшись в машину, убеждаюсь, что совсем повезло.
Во-первых, водитель — Сергей его зовут — курит. Курящему автостопщику довольно непросто ехать много часов с некурящим водителем.
Во-вторых, в машине играет вполне приличная музыка (однажды за три часа я пять раз услышала песню «О боже, какой мужчина» и теперь не могу ее забыть, хотя это было много лет назад).
В-третьих, водитель едет до Тулы, планирует ночевать в районе Ельца и предлагает мне воспользоваться верхней полкой в его кабине. Но тут я, конечно, начинаю терзаться сомнениями. Все-таки одно дело — ехать с водителем ночью, а другое дело — спать в его кабине. Тут уже возможны коллизии, если ты одинокая девушка.
Домогательства в автостопе — это довольно банальная вещь, вот прямо #янебоюсьсказать.
Но #янебоюсьсказать и еще одну страшную вещь: меня это совершенно не волнует. Я ношу в кармане нож, которым умею пользоваться. Вынимать его за шесть лет на трассе мне приходилось ровно один раз, и даже в тот раз хватило демонстрации.
Моя душевная организация настолько толста, что предложения весело провести досуг не наносят мне психологических травм, я спокойно их отклоняю. Так я «прошла» два экватора (около 80 тысяч километров) одиночным автостопом, и самое неприятное, что со мной случалось — словесная ссора и высадка из машины.
Но при этом если остаться у дальнобойщика «на ночевку», то ты оказываешься психологически в несколько более уязвимом положении и, в принципе, этого лучше избегать.
Так что я поначалу отвечаю уклончиво.
А дальше мы едем по холодной трассе, и ледяная луна в окошке, и водитель печально смотрит, как я, на секунду прикрыв глаза, тут же начинаю опадать, как озимые, набок. Очень не выспалась накануне. Встряхиваюсь, курю дальше, снова прикрываю глаза и снова опадаю.
— Ну чего ты мучаешься? — сочувственно говорит он. — Вот верхняя полка. Ложись и спи. Ехать еще далеко.
И я ложусь, и никто меня не насилует, и просыпаюсь я в десять часов вечера живым человеком. Мы машем остающемуся в стороне Воронежу и едем дальше.
Доходит до неизбежного: до разговоров о Донбассе.
— А что, много россиянам, которые там воюют, платят? — интересуется Сергей. — А то мне рассказывали…
— Ну вот знаете, мой друг приехал из Питера воевать в прошлом году. Сейчас служит в полиции Первомайска. Старший лейтенант. Получает что-то около двадцати тысяч рублей.
На лице Сергея отражается изумление.
— Двадцать тысяч? Так зачем они вообще туда едут?
Я пожимаю плечами. Ну не говорить же пафосные фразы про внутренний моральный долг, про «есть такая профессия — Родину защищать».
— Я-то думал, что они за деньгами едут, — задумчиво продолжает Сергей, крутя баранку. — Я-то думал, что это я мало получаю…
В машине поет Высоцкий.
— Ну что? — говорит Сергей. — Остановимся, поужинаем и спать?
— Ага.
В придорожной кафешке, к которой прилагается стоянка, — заспанная подавальщица, которая совершенно не рада разогревать борщ в два часа ночи.
У нас с Сергеем происходит короткая перепалка:
— Я сама за себя заплачу.
— Убери деньги, обижусь.
— Послушайте, мне еще ночевать с вами. Я бы не хотела, чтобы возникло непонимание. Давайте я сразу объясню, что не планирую вступать с вами в интимные отношения?
На лице Сергея — даже не жалость, а какое-то удивленное сочувствие.
— Да, Ань. Побила тебя жизнь.
И как-то так он это произносит, что становится ужасно жалко и горько о потерянном детстве, потерянной юности, вере, что ли, в дед-мороза.
Ну то есть, понятно, что на самом деле я все делаю правильно: обговорить на берегу, заранее избежать недомолвок, не позволять вторгнуться в границы, все это базовые правила безопасности, не только в автостопе, это вообще элементарная гигиена в общении. Это совершенно необходимые правила, мы придумали их, наверное, практически сразу после грехопадения, после того, как мы узнали, что такое добро и зло.
Ничего — действительно — не происходит. Я высыпаюсь на верхней полке фуры, утром мы доезжаем до Тулы, и там я ловлю легковую иномарку, на которой спокойно доезжаю до Москвы.
Всего-то тысяча километров. Несколько встреченных по дороге котов. Пара человеческих судеб, несколько задушевных бесед.
Наверное, этим и затягивает автостоп.
Я когда-то — поспорила с одним полулиберальным интеллигентом, который очень хорошо пишет, но какую-то ужасную лажу. С умным видом он рассказывал про некий сферический образ русского мужика, который, дескать, выродился из-за того что мы потеряли царя-батюшку и изнасиловали свой мозг «проклятым совком». Я пыталась его спрашивать, где он был, кроме Москвы и с какими людьми общался.
Вы хотите узнать, что такое Россия, русский человек и русские дороги? Выходите на трассу, поднимайте руку и ничего не бойтесь.