Знакомая крымчанка обратилась ко мне с просьбой объяснить людям, не обладающим русским материковым мышлением, за что мы вообще сражаемся на Украине. Как вообще это люди с Большой России чувствуют и понимают?

Великороссы от рождения знают, что у России есть исторические права. При этом часто замечал, что люди рожденные после развала СССР или брошенные в республиках СНГ такого мышления не имеют. Мы понимаем, что такое международное право. 

А что такое историческое право народа?

Историческое право народа — это убежденность, что народ связанный с определенной землей и культурой вправе быть полновластным хозяином этой земли, и если часть ее без его ведома отобрали — забрать ее обратно. Это как право на своего ребенка. Он твой, даже если у тебя его отобрали. Россия — это историческая пружина. Она то сжимается до Москвы, то расправляется до Берлина и Парижа.

Если бы был термин «пульсирующая страна», то Россия была бы именно такой пульсирующей страной. Россия страна мессианская, а русские — военный-мессианский народ. Главное отличает русских от других европейцев — Национальный антиэгоизм.

Это не хорошо, и не плохо, это просто факт.

И пример Украины — это тоже пример нашего мессианства. Мы 30 лет терпели закидоны наших соседей-братьев, платили и терпели, пока не обнаружили, что братья-соседи стали сектантами, поставили у себя статую Бафомета и всей страной ей поклонились.

Без мессианской идеи русские жить не умеют. Хотят, но пока не получалось. Со времен Ивана Грозного мы несли и защищали свет Восточного Христианства. Потом во многом религиозную идею социализма. Спустя 30 лет исканий нашей идеей стал традиционализм и антиглобализм. Это вынужденный ответ на экономическую и культурную экспансию Запада. Экспансию глобальной диктатуры.

Российский патриотизм (к сожалению) часто жертвенность и почти никогда длительное поступательное созидание. Русские могут ассоциировать себя единым национальным организмом только в эпоху больших войн и потрясений. Так было во время Смуты, в Отечественную Войну 1812 года, в Великую Отечественную Войну… И сейчас.

Материковые чувствуют Россию своей кожей. Россия очень редко в прямом смысле принадлежит нам. Россия часто относится к нам как мачеха. Но все мы знаем — она все равно наша. Мы russians и это наша Russia. В большинстве языков нет дихотомии Россия/Русские. Европейские и азиатские языки видят и слышат государство русских.

Мы прощаем своей стране все ее несовершенство, вечную сырость и вялость ее государственных институтов, неустроенность общественной жизни и многое-многое другое. Это выше логического понимания. Русские любят Россию. Иррационально любят, как мужчина любит эксцентричную женщину.

Порой единственным шансом привести Россию в чувство, отряхнуть с нее налипшую за безвременье слизь, становится война.

Русские очень любят, когда все просто и честно. Когда все справедливо. Оттого в иные периоды они физически страдают, и начинают разлагаться как народ. Когда война, все относительно честно и понятно. Новый вызов: обновимся или погибнем.

В начале 90-х годов в России было очень мощное красно-коричневое патриотическое движение. Я как-то спросил у человека, стоявшего у истоков этого движения: почему власть не взяли?

— Леша мы же были патриотами своего отечества, мы не могли взять его силой, оно же наше!

Русские никогда не отделяли себя от государства, и всегда гибли с ним вместе. Хорошее, плохое, отсутствующие, но все равно это наше государство. В этом всегда была сила и слабость русского патриотизма.

Как-то раз один оперативник в 2014 году спросил меня: «Алексей, зачем ты это все делаешь (имеется ввиду Битва за Донбасс)»? Я ответил ему: «Потому что верю в Россию и русских».

Он мне просто не поверил. Он был убежден, что служить России бесплатно без приказа просто невозможно, и я скорее всего ему соврал. Для одних Россия — это карьера, для других — судьба.

И какой бы плохой, несовершенной и некрасивой внутри не была Россия- это все равно наша Родина, и другой у нас не будет. А за любимую женщину мужчина разорвет любого врага.