Арест банды, убивавшей водителей на трассе «Дон», стал одним из главных событий последних дней. Но в этой истории произошел неожиданный поворот – выяснилось, что дача, где при задержании был убит глава банды, принадлежит семье управделами Генпрокуратуры. Реакция на эту новость была более чем бурной – и важно понять, как должна вести себя власть в подобных случаях.

Сама по себе история с так называемой бандой GTA (названной так в честь компьютерной игры, которой якобы подражали бандиты), убившей 14 человек в Подмосковье, наводит на множество самых разных тем. Тут и необъяснимая жестокость (ведь, как выясняется, убивали лишь для грабежа), и перезревшие и взрывоопасные вопросы миграции и межнациональных отношений (убийцами были гастарбайтеры из Средней Азии), и даже подозрения в новой форме террористической деятельности. Но есть еще одна тема, которая стала в последний день едва ли не главной – связь бандитов и правоохранителей.

Дача в Удельном, на которой пытались арестовать лидера банды Рустама Усманова, как выяснилось, принадлежит семье управляющего делами Генеральной прокуратуры Алексея Староверова. При задержании Усманов бросил гранату и был уничтожен. Гостевой дом загорелся, а в подсобке потом нашли целый арсенал оружия. Дело в отношении Староверова то ли было возбуждено, то ли нет, но в четверг он дал показания в Следственном комитете в качестве свидетеля.

По одним сведениям, он заявил, что сдавал дом, и живший в Удельном арендатор уже и нанял в качестве обслуги Усманова. По другим, Усманов просто жил с одной из женщин, работавших на даче. Староверов при этом заявлял, что дела в отношении него не возбуждали, сведения об оружии переврали, и что после того, что сделала пресса, он вообще не знает, где и кем будет работать: «жизнь человеку сломали, и все». По данным прессы, он ушел на больничный и написал заявление об увольнении по собственному желанию, а официальный представитель Генпрокуратуры в четверг сообщил, что в отношении Староверова идет служебная проверка, на время которой он временно отстранен от занимаемой должности.

Понятно, какой шум поднялся в прессе и соцсетях – вот оно, сращивание власти и преступности! Тут же появились самые разнообразные версии: от того, что именно благодаря покровительству Генпрокуратуры бандиты могли так долго оставаться непойманными, до подозрения в том, что Староверов вообще был руководителем банды.

Бредовость подобных утверждений понятна – не говоря уже о том, что сам список жертв совершенно произволен, все-таки сейчас не 90-е, и Москва – это не Северный Кавказ (там, в частности в Дагестане, действительно до сих пор есть реальные случаи сращивания высокопоставленных правоохранителей с бандитским подпольем). Скорее всего, управделами просто стал жертвой собственной невнимательности – странной для работника такого уровня, но в принципе вполне возможной.

Но это никоим образом не отменяет того, что история со Староверовым становится серьезным имиджевым ударом по Генпрокуратуре, в целом по силовым структурам, да и по всей власти – и именно такие поводы для дискредитации власти и являются бесценным подарком для тех, кто надеется и работает на «свержение режима». Поэтому важно понять – как в принципе должна вести себя власть в подобных ситуациях? Тогда, когда личная нечистоплотность, преступление или даже просто ошибка чиновника способны нанести ощутимый ущерб доверию народа к власти?

Да, Староверова достаточно быстро отстранили от должности – но в информационную эпоху даже тех неполных суток, что прошли с момента первых неофициальных сообщений о том, что в деле фигурирует высокопоставленный работник Генпрокуратуры, до заявления ГП о служебной проверке в отношении Староверова, более чем достаточно для нанесения серьезнейшего пропагандистского удара по власти.

Дело даже не в том, что опровергать всегда сложнее (осадок останется), а в том, что подобные промедления позволяют утверждать, что «власть хотела отмазать, скрыть, замести следы». И тот факт, что у власти не было таких намерений, а она лишь «тормозит», будет понят лишь теми, кто представляет себе неповоротливость и привычку действовать по принципу «сами во всем разберемся» любой бюрократической машины: то есть самими чиновниками.

А подобных случаев немало. И если на региональном уровне в последние годы все стало решаться жестче (благодаря федеральной подчиненности силовиков и их отрыву от местных элит), то в случае с делами федерального масштаба межведомственная борьба и недооценка информационной работы приводит к тому, что власть несет ущерб даже в тех случаях, когда она на самом деле действует совершенно правильно.

Пример Анатолия Сердюкова самый яркий из всех – президент снял его с должности после подозрений в коррупции, но бывший министр обороны так и не стал обвиняемым. Похоже, что Сердюкова и в самом деле не за что было привлекать к суду и уж тем более сажать – но расследование в отношении него должно было идти гласно и быстро, и сама власть должна была первой сообщать о том, какие подозрения подтвердились, а какие нет. Вместо этого всю инициативу отдали прессе (а значит, и источникам в разных, в том числе и конкурирующих между собой, силовых структурах) и радикальной оппозиции.

В результате важно даже не то, сколько очков заработал на Сердюкове тот же Навальный (все равно все обнулилось после Крыма) – гораздо вреднее для укрепления государства то, сколько потерял на этом президент. Ведь именно на него сваливали ответственность за то, что Сердюков «еще не сидит» – хотя в реальности в этом был «виноват» как сам Сердюков, не натворивший ничего достойного тюремного срока (лишь история со строительством дороги к базе родственника – позднее возместившего ущерб – в принципе тянула на статью УК), так и органы, переоценившие доказательную базу в отношении министра.

Еще более странным было и остается то, что происходит вокруг «дела Васильевой» – следствие и суд в отношении которой давно уже пора было закончить. Причем приговор – условный, реальный или даже оправдание – в любом случае нанес бы гораздо меньший ущерб имиджу власти, чем нынешняя тянучка, по ходу которой «узница Молочного переулка» превращается в звезду желтой прессы. А вся антикоррупционная политика власти – реально существующая и проводящаяся все жестче – ставится под сомнение в глазах всего общества.

Конечно, власть исходит из того, что в борьбе с коррупцией и в целом в обновлении управленческой «элиты» важна поступательность, а не шумиха – принятие законов, ужесточение правил поведения чиновников, усиление контроля, вливание новой, незараженной крови в номенклатуру. Но все это требует многих лет упорной работы – на протяжении которых нужно не растерять доверие общества, которое во многом базируется на надежде на то, что Путин «прижмет казнокрадов к ногтю». Президент не хочет показательных процессов, надеясь на работу органов и чувство самосохранения напуганной элиты, предпочитая пока что посылать ей недвусмысленные сигналы о настроениях людей (например, зачитывая на прямой линии записки о том, что надо бы, как в Китае, расстрелять несколько сотен казнокрадов). При этом нужно ведь еще и чистить самих чистильщиков.

Побочным эффектом неизбежной конкуренции нескольких силовых ведомств, которая по идее должна мешать образованию антикоррупционной монополии, потенциально могущей переродиться в главную «крышу» для коррупционеров или же выйти из-под контроля, превратившись в неуправляемого Молоха, как это было в 1937–1938 годах, является невозможность провести кардинальную чистку хотя бы одного органа, отвечающего за выявление казнокрадов.

Между тем в ней нуждаются все силовые структуры – самым ярким доказательством чего стала история с Денисом Сугробовым и офицерами возглавляемого им Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБиПК) МВД. Молодой генерал, бывший одним из главных борцов с коррупцией в стране, был снят с должности и теперь обвиняется в превышении полномочий. Несколько его сотрудников арестованы, его зам покончил с собой во время допроса – при этом, похоже, действительно есть основания предполагать, что Сугробов оказался как минимум нечист на руку.

И его падение произошло не потому, что он «подставился» в ходе провокаций против ФСБ, организованных его сотрудниками (то есть межведомственной борьбы), а по причине того, что власть не намерена покрывать даже тех, кто сделал так много для раскрытия огромных хищений. В этом власть абсолютно права – но отсутствие внятных объяснений дела Сугробова привело к тому, что сейчас многие из мошенников, дела против которых вел ГУЭБиПК, пытаются добиться закрытия дел и оправдания. То есть, наказывая переродившихся борцов с коррупцией, одновременно рискуют упустить выявленных ими казнокрадов. Если позволить сорваться с крючка таким «крупным рыбам», то это станет ударом по всей антикоррупционной политике Путина.

Самоочищение – важнейшая и актуальнейшая задача власти. Для настоящей национализации «элиты» необходимо не только избавиться от носителей «двойной лояльности» и лишить их возможности вывозить похищенное за рубеж, но и сделать так, чтобы они не могли вкладывать наворованное дома. И чтобы народ видел личную порядочность «руководящих кадров» и их нежелание мириться с теми, кто обкрадывает собственную страну. Проверка деклараций чиновников, их увольнение за ложные сведения, уголовные дела против губернаторов, посадки – всего этого будет мало, если власть не перейдет к наступательной информационной политике на антикоррупционном фронте. Иначе даже ее достижения в деле чистки «элиты» будут обращать в поражения.