Заговорили о мате на спортивных трибунах и реакции некоторых «продвинутых» журналистов на этот вопрос. Я пытался доказать, что хоровые матерные заряды происходят максимум на пяти процентах матчей чемпионата страны, в основном, на повышенного эмоционального накала, вроде дерби ЦСКА — «Спартак». И что отрегулировать нецензурщину на подобных мероприятиях я не представляю, как можно. С учетом того, что любое европейское дерби сопровождается и троллем соперника, и откровенным поливанием всеми бранными словами, и драками и эмоциональным накалом, и агрессией. Но убери это все с трибун, и дерби перестает быть самым лучшим и эмоциональным матчем сезона любого чемпионата.

Вывели в прямой эфир известного борца с матом, моего старого товарища, журналиста «Советского спорта» Евгения Дзичковского.

Женя начал рассказывать, что его не интересует подоплека дерби, отношений между болельщиками, история противостояний в футболе, его интересует уголовная ответственность за использование мата на трибунах. Начинает, словно майор из отделения полиции Сыктывкара, перечислять статьи уголовного кодекса, его части по части наказания. По всему выходит, что человек, матюкнувшийся на матче должен присесть в тюрьму на 5 лет, Дзичковскому нравится идея посадок за мат, а ведь Женя правдоруб, либерал и совесть нации. Его не беспокоит, скольких людей он отправит на нары за матерное слово, которые вернувшись из заключения, выпадут из общественной жизни, обнищают и никогда не станут нормальными членами общества.

Резонно отвечаю Дзичу: «Женя, если тебя не интересует история вопроса по любому явлению в футболе, включая отношения между болельщиками, а это важный специфический вопрос, то какое ты имеешь право формировать спортивную информационную среду поверхностными рассуждениями. И второе, работая директором по информполитике РФС при Николае Толстых, как ты мирился с бесконечным матом и оскорблениями со стороны твоего начальника, известным таким обращением всему футбольному миру».

«Меня это всегда возмущало», — отвечает он.

«Почему ты не уволился и не сдал шефа в полицию», — парирую я.

«Ну ведь это не на секторе стадиона происходило!», — восклицает Евгений.

«А разве Толстых не являлся шефом всего российского футбола? Разве закон не наказывает всех матюкальщиков?», — говорю я…

И третье, Женя, а футболистов мы тоже начнем сажать за мат на поле, они очень часто и много выражаются, орут на судью, на соперников? А зрителей центральных и ВИП-трибун тоже сажать начнем, там такие трели звучат, ты не слышал? А тренеров, массажистов и тренерский штаб клубов будем сажать?

Евгений заметно занервничал, сказал, что на заданную тему общаться не хочет (послушайте первую часть радиоэфира), Илье Казакову удалось его немного успокоить, однако далее медиа-эксперт, имеющий огромную аудиторию, информационный пастор сообщает, что это не задача журналистов «быть врачами, поскольку журналист — это боль явления». Резонно говорю ему, что многие его статьи являются как раз вариантами лечения этой боли, например, с помощью предложений сажать людей на пять лет. То есть, поймал уважаемого эксперта на использовании двойных стандартов.

Под эмоциями от эфира, Дзичковский вечером того же дня, накатал точно тоже, о чем он говорил в эфире, только на страницах «Советского Спорта» (как же мне это напомнило борьбу Николая Толстых «с негативными явлениями в российском футболе и усилиями неких заинтересованных лиц», лексика один в один), про пять лет, про врачей без границ, перечислены уже подробно все статьи УК на этот счет. 

И вот что я подумал, прочитав сие произведение с утра вторника. А вот не начать ли Евгению рубить головы прямо на свежака?! Не посадить ли на пять лет половину команды Анжи Махачкала, о поведение и матерных фразах которой по дороге из Перми в самолете Аэрофлота, сегодня сообщили СМИ?

Давай, Жень, начнем с них, а потом возьмемся за всех, пока не пересажаем, в соответствии с буквой закона все, что можно пересадить. И сам, как жена декабриста, тоже отправляйся в ссылку в Туруханск, ведь признался же в эфире, что и сам матом ругаешься! Ибо, дура лекс, сед лекс — закон суров, но он закон!